Туннель

Аллан сам погубил себя, к ужасу своих защитников, когда они уже были уверены в его оправдании. Главным пунктом обвинения было обещание Аллана построить туннель в пятнадцать лет, и на семнадцатый день процесса доктор Сеймур весьма осторожно подошел к этому щекотливому вопросу.

После небольшой паузы он начал самым безобидным образом:

– Вы обязались построить туннель в пятнадцать лет и, следовательно, через пятнадцать лет пустить первые поезда?

Аллан. Да.

Доктор Сеймур. Были ли вы убеждены, что сможете закончить постройку в такой срок?

Задавая этот вопрос, доктор Сеймур бросил взгляд на публику. Все ожидали, что Аллан ответит утвердительно. Но он этого не сделал. С его защитниками чуть не случился удар, когда он позволил себе совершить большую ошибку – сказать правду!

Аллан ответил. Убежден я не был. Но я надеялся при благоприятных обстоятельствах закончить постройку в этот срок.

Доктор Сеймур. Вы рассчитывали только на благоприятные обстоятельства?

Аллан. Конечно, я имел в виду и могущие возникнуть затруднения. В этом случае постройка могла бы затянуться еще на два-три года…

Доктор Сеймур. Значит, вы были убеждены, что постройку нельзя закончить в пятнадцать лет?

Аллан. Я этого не говорил. Я сказал, что надеялся, если всё пойдет хорошо, закончить к сроку…

Доктор Сеймур. Вы объявили срок в пятнадцать лет, чтобы легче провести свой проект?

Аллан. Да.

(Адвокаты сидели, как трупы.)

Доктор Сеймур. Ваша любовь к правде делает вам честь, мистер Аллан…

Мак сказал правду и должен был нести на себе за это все последствия.

Доктор Сеймур начал свое summing up (резюме). Он говорил с двух часов дня до двух часов ночи. Дамы, бледневшие от гнева, если их заставляли ждать в магазине лишние пять минут, сидели терпеливо до конца. Сеймур развернул перед публикой картину всех бедствий, которые принес с собою туннель всему миру. Катастрофа, стачка, банкротства! Сеймур уверял, что два таких человека, как Мак Аллан, в состоянии вызвать экономическое разорение всего мира. Аллан с изумлением посмотрел на Сеймура…

На следующий день в девять часов утра начались речи защитников, продолжавшиеся до поздней ночи. Защитники из кожи лезли, чтобы расположить присяжных к своему подзащитному.

Последний день был днем величайшего напряжения. Тысячная толпа окружала здание суда. Каждый из этих людей потерял из-за Аллана двадцать, сто, тысячу долларов. Они требовали жертвы – и получили ее…

Присяжные не осмелились отрицать вину Аллана. Они не имели ни малейшего желания погибнуть от взрыва динамитной бомбы или от револьверного выстрела на лестнице своего дома. Поэтому они обвинили Аллана в том, что он сознательно ввел публику в заблуждение, то есть признали его виновным в обмане. Опять недоставало Вульфа, который сумел бы вовремя позолотить кое-кому руки!..

Аллан был приговорен к шести годам и трем месяцам тюремного заключения.

Это был один из тех американских приговоров, которые приводят в недоумение Европу… Аллан спокойно выслушал приговор и тотчас же подал апелляционную жалобу.

Аудитория несколько минут находилась точно в оцепенении.

Затем в зале раздался дрожащий от негодования женский голос:

– В Штатах не существует больше правосудия! Судьи и присяжные подкуплены пароходными компаниями!..

Это сказала Этель Ллойд. За свое замечание она поплатилась штрафом и десятью тысячами долларов, уплаченными адвокатам, когда ее привлекли к судебной ответственности. Но на суде она снова оскорбила судей, и ее приговорили к трем дням ареста за непристойное поведение на суде. Однако она не хотела платить добровольно ни одного цента. Когда к ней явились описывать имущество, она передала судебному приставу свои перчатки с бриллиантовыми пуговицами…

– Я еще должна что-нибудь? – спросила она.

– Нет, благодарю вас, – отвечал пристав и ушел с ее перчатками…

Но когда пришло время садиться в тюрьму, она, разумеется, не захотела этому подчиниться. Три дня jail! No, sir![52]

Она перебралась на свою яхту «Золотой Карт» и крейсировала в двадцати милях от берега, где ее никто не мог арестовать. Она ежечасно переговаривалась с отцом по беспроволочному телеграфу. Беспроволочные станции газет перехватывали все ее разговоры, и неделю Нью-Йорк забавлялся этим. Старый Ллойд хохотал до слез над проделками своей дочери и обожал ее еще больше. Но так как он не мог жить без Этель, то он упросил ее вернуться. Он был болен. Этель тотчас же повернула руль к Нью-Йорку и там немедленно попала в руки правосудия…

Этель три дня просидела в тюрьме, и газеты считали часы до ее освобождения. Она вышла из тюрьмы, смеясь, а у подъезда ее уже поджидало множество автомобилей, которые и проводили ее с триумфом домой…

Между тем Аллан отбывал тюремное заключение в государственной тюрьме в Атланте. Он не терял мужества, потому что относился к приговору иронически. В июне начался пересмотр его дела. Однако приговор был оставлен в силе, и Аллан вернулся в Атланту.