Туннель

И то и другое меня вполне удовлетворяло. Третий вариант был ужасен: дело сделано, пока я возвращался в «Компанию Т.» и катался на лифте, иначе говоря, мы разминулись. Правда, времени прошло совсем немного, и вряд ли события разворачивались именно так, но злополучное дело могло состоять и в том, чтобы передать кому-то письмо. Тогда нечего ждать, что завтра она снова придет.

И все же были две благоприятные версии, и я в отчаянии уцепился за них.

Дома меня мучили противоположные чувства. С одной стороны, стоило вспомнить о словах: «Я все время думаю о ней», как сердце начинало бешено стучать, открывалась какая-то пока неясная, но широкая перспектива, пробуждались силы, до сих пор дремавшие. С другой стороны, прежде чем я увижу ее, может пройти вечность. Мне было необходимо ее увидеть. Я заметил, что громко повторяю: «Это необходимо, это необходимо!»

IX

Ранним утром я уже стоял у дверей «Компании Т.». Все служащие давно вошли, но девушка все не появлялась; очевидно, она там не работает, хотя теплилась надежда — она заболела и несколько дней проведет дома.

Оставалось еще пресловутое дело, так что надо было сидеть все утро в кафе на углу.

Я совсем отчаялся (было уже около половины двенадцатого), как вдруг незнакомка вышла из метро. Я вскочил в страшном волнении и бросился ей навстречу. При виде меня она застыла, как вкопанная, конечно, не ожидая моего появления. Странно, но ощущение того, что мозг работает с железной точностью, придавало мне необыкновенную решимость; я чувствовал себя сильным, мужественным, энергичным и способным на все. Грубо схватив девушку за руку, я молча потащил ее за собой по улице Сан-Мартин к площади. Казалось, воля покинула незнакомку: она не проронила ни слова.

Когда мы прошли квартала два, она спросила:

— Куда вы меня ведете?

— На площадь Сан-Мартин. Мне нужно многое сказать вам, — ответил я, продолжая решительно шагать, не выпуская ее руки.

Она прошептала что-то о делах в «Компании Т.», но я тащил девушку дальше, не слыша ее слов. И повторил:

— Мне нужно многое сказать вам.

Девушка не сопротивлялась: я казался себе мощной рекой, несущей щепку. Мы пришли на площадь, и я отыскал уединенную скамейку.

— Почему вы убежали тогда? — было моим первым вопросом.

На лице ее появилось то же выражение, что поразило меня вчера, когда она произнесла: «Я все время думаю о ней». Странный взгляд — неподвижный, проницательный, словно идущий из глубины мозга; он мне что-то напоминал, глаза были знакомы, но непонятно, где я их видел.

— Не знаю, — ответила она наконец. — Сейчас мне тоже хотелось бы убежать.

Я сдавил ее руку.

— Обещайте, что больше не уйдете. Вы нужны мне, вы очень нужны мне!

Она вновь изучающе посмотрела на меня, но ничего не ответила. Потом отвернулась, глядя на какое-то далекое дерево.

В профиль девушка никого мне не напоминала. Лицо ее было красивым, хотя и жестким. У нее были длинные каштановые волосы. На первый взгляд она выглядела не старше двадцати шести лет, но что-то выдавало возраст, нечто, присущее людям, прожившим долгую жизнь, — не седина, да и вообще не какой-либо осязаемый признак, а что-то неуловимое, несомненно отражающее ее внутренний мир, — быть может, взгляд, — впрочем, до какой степени человеческий взгляд осязаем? Или то, как она сжимала губы, пусть губы — это материя, но то, как их сжимают, или характерные морщинки у рта — уже проявление духа. Ни тогда, ни потом я так и не смог понять, почему она казалась старше своих лет. Возможно, дело тут было в ее манере говорить.

— Вы очень нужны мне, — повторил я.

Она не ответила и продолжала смотреть на дерево.

— Почему вы молчите? — не вытерпел я.

Не сводя глаз с дерева, незнакомка произнесла:

— Я никто, а вы большой художник. Зачем я могу быть вам нужна?

Я закричал в сердцах:

— Вы необходимы мне! Понимаете? Не поворачиваясь, она пробормотала:

— Зачем?

Я ответил не сразу. Выпустив ее руку, я задумался. И в самом деле, зачем? Никогда прежде не задавался я этим вопросом, а лишь подчинялся необъяснимому инстинкту. Я принялся веточкой чертить на земле геометрические фигуры.

— Не знаю, — прошептал я после долгой паузы. — Еще не знаю.

Мысль напряженно работала, и рисунки становились все более замысловатыми.

— Моя голова похожа на темный лабиринт. Иногда вспышки на мгновение освещают его коридоры. Мне никогда до конца не ясно, зачем я совершаю те или иные поступки. Нет, не то…

Я понимал, что говорю ерунду: вовсе не такой была моя жизнь. Я предельно сосредоточился: может быть, я недостаточно все обдумал? Ведь мой мозг похож скорее на счетную машину, чем на лабиринт, взять хотя бы теперешний случай: разве все эти месяцы я не был занят размышлениями и прогнозами? И то, что мы наконец встретились, во многом — результат моих логичных действий. Почувствовав, что нащупал какую-то важную мысль, и боясь упустить ее, я сделал еще одно гигантское усилие. И закричал: