Туннель в небе. Есть скафандр – готов путешествовать

Коммерческая арифметика была не такой ерундой, но все равно не стоила потраченного времени. В первую же неделю я прочел весь учебник, а потом только плевал в потолок.

Папа перевел мое внимание на алгебру, испанский язык, общее естествознание, английскую грамматику и риторику; от прежней программы только физкультуру и оставил. Но и теперь было нетрудно справляться с нагрузкой – в учебниках хватало воды.

Тогда папа завалил меня другими книгами и сказал:

– Клиффорд, ты бы давно знал все это, если бы не застрял в яслях для переростков. Усвоишь – сдашь вступительные экзамены в колледж. Может быть.

После этого папа от меня отстал. Как он и обещал, выбор был за мной. Я едва не завяз в книгах – они были трудные, не та легкоусвояемая кашка, которой кормили в школе. Если вы думаете, что самостоятельно учить латынь – плевое дело, то попробуйте этим заняться – и убедитесь, как глубоко заблуждались.

Я впал в отчаяние и чуть не опустил руки, но потом разозлился и втянулся. Вскоре обнаружил, что после латыни легче учится испанский и наоборот. Когда мисс Эрнандес, наша испанка, узнала, что я учу латынь, она взялась помогать. Я не только осилил Вергилия, но и по-испански стал говорить не хуже иного мексиканца.

Из математики наша школа предлагала только основы алгебры и планиметрию. Я самостоятельно прошел высшую алгебру, стереометрию и тригонометрию. Для поступления в колледж этого бы хватило, но математика затягивает почище семечек. Аналитическая геометрия куда труднее греческого языка, пока не разберешься, зато потом, если знаешь алгебру, все вдруг встает на свои места, и до конца учебника летишь как на крыльях. Полный отпад!

Потом дело дошло до дифференциального и интегрального исчислений, а когда я заинтересовался электроникой, понадобился векторный анализ. Единственным естественно-научным предметом у нас в школе было общее естествознание, и было оно воистину общим – на уровне воскресного приложения к газете. Но когда прочтешь что-то интересное по химии или физике, хочется заняться и этим. В нашем сарае я устроил фотохимическую лабораторию, электронный стенд и даже любительскую радиостанцию. Мама разнервничалась, когда от взрыва вылетели стекла и возник небольшой пожар, но папа остался невозмутим. Он только посоветовал не синтезировать взрывчатые вещества в деревянных строениях.

В выпускном классе я сдал экзамены по вступительной программе колледжа.

Именно в том году ранней весной я и заявил, что хочу полететь на Луну. Идея окончательно оформилась после объявления о туристских полетах, однако я «сдвинулся на космосе» много раньше – с тех пор, как стало известно, что Федеральный космический корпус возвел базу на Луне. А может, и еще раньше. Я поделился планами с папой; он мог что-нибудь посоветовать. Понимаете, папа всегда находил способ доводить дело до конца.

Когда я был маленьким, мы все время переезжали – из Вашингтона в Нью-Йорк, из Лос-Анджелеса еще куда-то – и жили обычно в гостиницах. Папа постоянно улетал по делам, а когда бывал дома, к нему потоком шли посетители; видел я его мало. Позже мы перебрались в Сентервилл, и он всегда сидел дома, погруженный в книгу или в работу за письменным столом. Если кто-то хотел с ним увидеться, то должен был приехать к нам.

Однажды, когда денежная корзина была пуста, папа сказал маме, что ожидается «августейший визит». В тот день я не отходил от родителей. Мне было восемь лет, и я никогда не встречал человека с королевской кровью в жилах. Вот прибыл гость, и я страшно разочаровался, не увидев на нем короны. Но на следующий день в корзине появились деньги, и я, совсем недавно прочитавший книжку «Маленький хромой принц»[12], решил, что августейшая особа приезжала инкогнито и вручила папе кошелек с золотом. Только через год я узнал, что папа подразумевал роялти – это плата за использование патента, или торговую марку, или авторских прав на книгу, и жизнь потеряла часть красок. Но тот гость, хоть и не был королем, считал, что может заставить папу делать то, чего хочет он, а не то, чего хочет папа.

– Доктор Рассел, я согласен – в Нью-Йорке ужасный климат. Но в ваших кабинетах будут кондиционеры.

– А также часы. Секретарши. И звукоизоляция.

– Все, что хотите, доктор.

– В том-то и дело, господин секретарь, что не хочу. В моем доме нет часов. Нет календарей. Когда-то у меня были большие деньги и большая язва; теперь у меня маленький доход и здоровый желудок. Я остаюсь здесь.

– Вы нужны нашему делу!

– Но не наоборот. Съешьте еще кусочек мясного пирога.

Папа не собирался лететь на Луну, и я должен был обойтись своими силами. Я обложился буклетами колледжей и начал поиск инженерных факультетов. У меня не было ни малейшего представления о том, как я буду платить за обучение или хотя бы проживание, – первой задачей было поступить на серьезный факультет с солидной репутацией.