Туннель времени (сборник)

— Реклама испытаний аварийной петарды оказалась такой хорошей, — все так же виновато продолжила Бэбс, — что фирма забеспокоилась, делаем ли мы это Для клиента. Так что мы все отправлены в отпуск с оплатой издержек и сохранением зарплаты. Официально мы все больны, а фирма оплачивает наши издержки до тех пор, пока мы не восстановим здоровье.

— Очень любезно с их стороны, — заметил Кохрейн. — И в чем лее подвох?

— Они составляют для нас хитрые контракты, — призналась Бэбс. — Вернувшись на Землю, мы сможем требовать самые высокие цены за интервью, и фирма, разумеется, захочет наложить на них лапу.

Кохрейн поднял брови.

— Ах, вот оно что! Но на самом деле нас просто не пускают в эфир, так что внимание всех телеканалов будет устремлено на Дэбни. Готов биться об заклад, что он сунется в шоу Мэрилин Винтерз, потому что у нее самая большая аудитория в мире. Он будет поучать Маленькую Афродиту Собственной Персоной о константах пространства, а она будет хлопать на него ресницами, подсовывать ему под нос свой бюст и лопотать, как чудесно, наверное, быть человеком науки!

— Откуда вы узнали? — удивилась Бэбс.

Кохрейн поморщился.

— Бог мне свидетель, Бэбс, я не знал. Я попытался провернуть что–то, чересчур невероятное даже для рекламного бизнеса. Но у меня ничего не вышло! Ничего! Так, значит, вы и моя официальная группа с благословения фирмы остаемся здесь, свободные от каких–либо приказаний и обязательств, но при этом получаем зарплату плюс покрытие всех издержек?

— Да, — сказала Бэбс. — И вы тоже.

— Я ухожу! — твердо сказал Кохрейн. — Отправьте мое заявление. Это вопрос самолюбия. Но «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи» странным образом пытаются сорвать большой куш! Я иду спать. Или вы еще по какому–то вопросу приняли решение, руководствуясь собственным здравым смыслом?

— Контракты на повторный показ испытаний аварийной петарды. Первый показ собрал зрительский рейтинг в семьдесят один процент!

— Вот, — сказал Кохрейн, — в чем польза славы. Наши деньги?

Она показала ему аккуратно распечатанный отчет. За первичный показ пленки об испытаниях ракеты им причиталась кругленькая сумма. Затем передачу должны были показать еще раз, сопроводив пояснительным комментарием Уэста и сенсационными экстраполяциями, сделанными Джеймисоном. Рекламодатели, закупившее рекламное время в этой растянутой версии программы, могли ожидать, и вполне получили бы зрительский рейтинг, равного которому не было в истории. Дэбни тоже должен был появиться в этом повторе — очень достойный и намного отстоящий от других ученый. Должны были состояться и другие интервью. Опять–таки с Дэбни по написанному Беллом сценарию. И с Джонсом. Джонса начинало трясти при одной мысли о том, что ему придется давать интервью, но тем не менее, он каждый раз представал перед лучевой камерой, отвечал на идиотские вопросы и сердито возвращался к своей работе.

На банковском счету «Спэйсвэйз, инк» уже накопилось больше, чем Кохрейн мог бы заработать за двадцать лет, даже если бы получал столько же, как и сейчас, в расцвете своей популярности. Он продавал славу рекламодателям, желавшим примазаться к «Спэйсвэйз, инк», в строгом соответствии с линией поведения Христофора Колумба, продававшего еще не найденные специи. Но Кохрейн предоставлял свои услуги только за наличные. К Луне летели сотни грузовых ракет, привезенные которыми припасы он принимал только тогда, когда за право похваляться этим ему приплачивали. Кислород от такого–то и такого–то, заплатившего за привилегию стать поставщиком запасов воздуха. Сублимированные овощи от как–бишь–его принимались на точно таких же условиях, равно как и растворимый кофе от не–припомню–вашего–имени и лапша в пакетиках от кого–нибудь еще.

— Если бы, — устало сказал Кохрейн, поднимая глаза от контракта, — мы только могли вылететь в экспедицию целым флотом, а не одним–единственным кораблем, мы были бы не просто полностью снаряжены, но снаряжены с такой роскошью, что передумали бы лететь и остались дома наслаждаться всем этим богатством! — Он широко зевнул. — Я иду спать. Но не давайте мне спать слишком долго!

Он отправился к себе в номер и отключился еще прежде, чем его голова коснулась подушки. Но он был недоволен собой. Его раздражало, что его мнения не берут в расчет, а бунт против отношения к нему, как к вещи, вылился в то, что он действует точно так же, как и его прежние боссы, безжалостно собирая чужие мозги, как в случае с Джонсом, и чужие невротические страхи — как в случае с Дэбни. Поступок, благодаря которому он стал свободным человеком, был не вполне красивым. Тот факт, что подобный поступок подействовал, в то время как ничто другое не подействовало бы, нисколько его не утешал.

Но все же он спал.