Тупик

— Об этом вы тоже спросите доктора Хершель.

Я закрыла глаза, а сестра записала в карту какую-то жизненно важную статистику. Пациент продолжает дышать. Сердце бьется. Или что-нибудь в этом роде.

— Какая у меня температура?

Никакого ответа.

Я открыла глаза:

— Какой пульс?

Опять без ответа.

— Черт подери, ведь это мой организм! Скажите мне, что в нем происходит!

Медсестра удалилась, чтобы сообщить новость: пациент жив и гневается. Я закрыла глаза и вовсю предалась гневу. Но сил пока было мало, и вскоре я снова уснула.

Когда я проснулась в третий раз, голова была уже совсем ясной. Медленно, с трудом, я уселась и осмотрела свое тело. Первая проблема — плечо. Колени тоже обмотаны бинтами — должно быть, ссадины. Правая рука вся в синяках. Рядом с кроватью стоял столик с зеркалом и телефоном. Надо было не орать на медсестру, а как следует осмотреться. Я взглянула в зеркало. Верхняя часть головы вся в бинтах. Судя по всему, поверхностная травма. Этим и объясняется головная боль. Хотя я не помню, чтобы ударялась головой. Глаза налиты кровью, но лицо не тронуто. Слава Богу, к сорока годам я еще сохраню свою небесную красоту.

Я сняла телефонную трубку и зажала ее подбородком. Пришлось немного покрутить рычаг, чтобы поднять кровать — ведь моя левая рука была подвешена к потолку. Острая боль пронзила левую часть тела, но я решила не обращать на неприятности внимания. Набрала номер телефона Мэллори. Понятия не имела, который час, но мне повезло — лейтенант оказался на месте.

— Вики, только не вешай мне лапшу на уши. Мак-Гоннигал сообщил мне, что ты суешь нос в дело Келвина. Немедленно прекрати! Немедленно! Я не виноват, что преступление произошло в квартире Бум-Бума.

Как приятно было послушать брюзжание Бобби.

— Бобби, ты не поверишь, но я в госпитале.

На противоположном конце провода воцарилось молчание — Мэллори переваривал информацию.

— Представляешь? В госпитале Биллингса... Кто-то пожелал от меня избавиться. Чтобы я не совала нос, как ты выразился. Вчера, когда я была в порту. Этот кто-то испортил мне тормоза и управление. А может быть, и не вчера? Какой сегодня день?

Бобби проигнорировал мой вопрос.

— Перестань, Вики, не морочь мне голову. Что именно произошло?

— Поэтому я тебе и звоню. Надеюсь, ты сумеешь выяснить. Я возвращалась домой. Было половина одиннадцатого, может быть, одиннадцать. Вдруг тормоза полетели к черту, руль отказал, и я врезалась в седан. Думаю, самосвал, который ехал сзади, выкинул этот автомобиль на полосу передо мной.

— Ерунда какая-то. Почему бы тебе не сидеть дома, не обзавестись семьей. Вечно ты попадаешь в какие-то поганые истории!

Бобби старается не использовать слишком сильных выражений, когда разговаривает с женщинами и детьми. И хоть я выполняю совсем не женскую работу, для него я все равно женщина.

— Не получается, Бобби. Неприятности сами гонятся за мной.

Лейтенант фыркнул.

— Вот лежу тут с вывихнутым плечом и сотрясением мозга, — жалобно сказала я. — Теперь я вообще ни на что не способна. Не могу совать нос в чужие дела, семьей обзавестись тоже не могу. Во всяком случае, в настоящий момент. Но очень хотелось бы узнать, что случилось с моей машиной. Ты не можешь выяснить, кто подобрал меня с Дэн Райан и осмотрен ли мой автомобиль?

Бобби тяжело запыхтел.

— Наверно, могу. Госпиталь Биллингса, говоришь? Какой у тебя номер телефона?

Я посмотрела на аппарат и продиктовала ему номер. Потом все-таки спросила, какой сегодня день и сколько времени. Оказалось, что пятница, шесть часов пополудни.

Лотти, наверное, вернулась в свою клинику, находящуюся в северном Чикаго. В моих водительских правах, в графе «кого известить в случае аварии», значится ее имя. Лотти — мой личный врач. Я подумала, что надо будет с ней потолковать — может быть, она поможет мне пораньше выбраться из этого узилища.

В дверь просунула голову пожилая медсестра:

— Как у нас дела?

— Лучше, чем у других. Когда вернется ваш доктор Хершель?

— Часов в семь. — Медсестра измерила мне пульс. Ее интересовало только одно — чтобы сердце пациента продолжало биться. Серые глазки на красном лице сияли бессмысленным оптимизмом. — Вот и славненько. Сейчас мы гораздо сильнее, чем несколько часов назад. А плечико у нас болит?

Я сурово посмотрела на нее:

— У меня не болит. У вас — не знаю.

Еще не хватало, чтобы меня начали накачивать обезболивающими. Вообще-то плечо отчаянно ныло.

Когда медсестра вышла, я позвонила по телефону в «Полярную звезду» и попросила Бледсоу. Любезная секретарша ответила, что он находится на борту «Люселлы», но с кораблем можно связаться. Она объяснила, что нужно звонить через телефонистку, и дала номер телефона. Целая история — придется оформлять счет на мой служебный телефон.

Я как раз объясняла телефонистке, куда направлять счет, когда вернулась пожилая медсестра.