Через 60 лет после этой работы Зеньковского в книге группы американских психологов «Развитие личности ребёнка» доброжелательно упоминается о теории младенческой сексуальности Фрейда. Но при последующем разборе оказывается, что у неё слишком слабые связи с действительностью, подтверждённой опытами и наблюдениями.
В США исследователи детской психики на многочисленных примерах разных способов кормления младенцев (не только материнской грудью) сделали вывод: «Сила привязанности детей к родителям не зависит от того, каким образом они кормят ребёнка и удовлетворяют его другие потребности». Отметим: речь идёт и о матери, и об отце, без выделения каких-то половых предпочтений у дитя.
Можно отчасти согласиться с идеей Фрейда о том, что у младенца всё тело – источник удовольствия, хотя надо добавить: и неудовольствия тоже. (В первые месяцы жизни человек не способен осознать, где конкретно ему больно или приятно.) Он придавал этому ощущению эротический характер. Таково его личное мнение, которое нельзя ни доказать, ни опровергнуть, а сексуальные удовольствия младенца от сосания груди с последующим комплексом Эдипа – плод его фантазии.
Были проделаны опыты с малышами обезьян, которым в клетку помещали двух искусственных матерей. Одна из них была из проволоки, с прикреплённой к ней соской, из которой детёныш пил молоко. Другая была покрыта махровой тканью, но от неё он питания не получал.
Вопреки предсказаниям психоаналитиков, детёныш предпочитал проводить время в обнимку с «мягкой мамой» и бежал к ней, если его пугали. К своей «кормящей матери» он подходил только для того, чтобы утолить голод.
В упомянутой выше книге группы американских психологов сказано: «У младенцев старше шести месяцев начинает явно проявляться привязанность к определённым людям. Обычно, хотя и не всегда, первым объектом привязанности является мать. В течение месяца или двух после появления первых признаков возникновения первой привязанности большинство детей начинает проявлять привязанность к отцу, братьям и сёстрам, бабушкам и дедушкам.
Признаки привязанности младенца к тому или иному человеку проявляются в следующем: объект привязанности может лучше других успокоить и утешить малыша; младенец чаще, чем к другим, обращается к нему за утешением; в присутствии объекта привязанности младенец реже испытывает страх».
Серьёзные исследователи психологии ребёнка не упоминают ни о каком Эдиповом комплексе. Известная американская этнограф Маргарет Мид в работе «Отцовство у человека – социальное изобретение» задала извечный вопрос: «Чем люди отличаются от остального животного мира, насколько фундаментально и прочно это отличие?»
Ответов на этот вопрос немало, многие из них представляются очевидными. Разум? Но его проявляют – в разных формах и по своим возможностям и потребностям – едва ли не все живые существа. Да и не вполне понятно, что подразумевать под разумом. Если – целесообразное поведение, то слишком многим людям придётся отказать в этом качестве.
Нравственность? Но и тут ситуация аналогичная. Порой животные проявляют больше заботы о себе подобных и детёнышах, чем люди. Труд? Но простейшие изделия, а порой и сложные, изготавливают животные.
Создаётся впечатление, что отличается человек прежде всего своими потенциальными возможностями, которыми его наделила природа; в частности, крупным головным мозгом. Но эти возможности, включая разум, как справедливо заметил Аристотель, человек употребляет не только во благо, но и во зло.
По словам М. Мид, «человеческое в нас основывается на множестве проявлений выученного поведения, сплочённых в бесконечно хрупкие и никогда прямо не передаваемые по наследству структуры». Этим отличаемся мы, например, от муравья, поведение которого определяется структурой тела, положением в сообществе и невозможностью передать свой опыт окружающим.
Ребёнок без обучения другими людьми не может «самостоятельно воспроизвести хотя бы один-единственный элемент культуры». Впрочем, и у высших животных определяющую роль в становлении индивида играет воспитание.
«Если мы рассмотрим все известные человеческие общества, – пишет Мид, – мы повсюду найдём какую-то форму семьи, некоторый набор постоянных правил, побуждающих мужчин помогать женщинам заботиться о детях, пока те малы. Специфическая человеческая черта семьи состоит не в том, что мужчина защищает женщин и детей – это есть и у приматов. Она заключается и не в гордой власти самца над самками, за благосклонность которых он соревнуется с другими самцами, – это мы тоже разделяем с приматами. Отличительная черта самца человека – повсюду помогать добывать пищу женщинам и детям».