Тупо в синем и в кедах

Мы обе замерли – и вдруг почувствовали такое ликующее единство друг с другом и с этим миром, такую любовь к этой забавной, нелепой, цветастой, разнообразной жизни, что вот тут, на заброшенном стадионе, можно было и завершить мое повествование. Но внезапно, без всякого объявления и предупреждения, из-за лохматых неряшливых старых ив вышло солнце. Вернее, упруго всплыло. А-а-ап! И раздался тут голос:

– Ах, вот ты где?! А мы тебя всю ночь ищем, – молвил голос.

Искали не меня. Потому что зачем меня искать. Все, кто хотел бы меня найти, знают, где я могу находиться. Кричали корове. Кричали радостно и облегченно. Корову любили. Ее искали и нашли.

Мы с коровой бросили друг на друга прощальные взгляды и разошлись навсегда. Она – на голос. Я – назад к автобусу. Нужно было ехать дальше.

И вот тут, уже при свете утра, утомленные и успокоившиеся, все в автобусе уснули. Только муж мой бдительный Аркадий Кузьмич сидел рядом с водителем и развлекал его разговорами.

Мы ехали степями, полями, лесами и окончательно уже не понимали, где мы и как жить дальше. Мимо нас в окнах проплывали рыцарские замки, пещеры отшельников, монастыри кармелиток, немецкие кирхи. Мелькнула где-то вдали Эйфелева башня, потом глухо в утреннем тумане пробил Биг-Бен. Медленно и важно ступая, прошло огромное стадо верблюдов, пролетела летающая тарелка. В городах, которые мы проезжали, на площадях уже мигали огнями новогодние елки, а мы все ехали и ехали, в нашем автобусе была осень, и хитрый изобретательный комар вел счет своим победам…

Проснулась я, когда муж мой спортивный Аркадий Кузьмич пытался взять меня на руки, чтобы вынести из автобуса.

Миша развез нас всех, как и обещал. Пытался отдать половину денег. Но никто не взял, кроме Бабученко Николая Петровича с чистой совестью.

Мы выходили последними. С нами вышли батюшка с матушкой. И тут до меня дошло, что мы – все, кто ехал в автобусе, – не обменялись адресами и телефонами.

– Как же так? – спросила я. – Мы же столько пережили вместе?

– Бог даст, свидимся еще, – устало на прощанье ответил батюшка, – все в руках Божьих… Свидимся, Бог даст.

Как добро победило добро

Б. И. Гинзбург

И. А. Бурсуку

1

Этот мальчик всю жизнь мечтал о море. Какой-то странный… Папа – врач-травматолог. Дедушка – врач-травматолог. Мама мальчика, к несчастью, ушла рано, но она тоже была врач-травматолог. Бабушка… Бабушка вообще лучше всех в семье разбиралась в медицине и знала о здоровье много всего полезного. Старший брат вообще, слушайте, ученый-генетик, сидит в лаборатории, в белоснежном хрустящем комбинезоне, в перчатках и специальных очках, высшая каста! Мух считает! Под микроскопом. А этот их младший – море и море! Ну что это такое!

Ему бабушка:

– Миша! Ты что, вообще?! Что ты как эти?! Ты что, не понимаешь, что нам, Вайнштейнам, нельзя становиться офицерами советской армии и военно-морского флота?!

А Миша в ответ ей:

– Бабушка! Вайнштейнам нельзя? А Крузенштернам можно? Море, бабушка, это знаешь… Море, оно… Хочу в море! И не просто каким-то там, а обязательно военным морским офицером. Даже можно и на подводную лодку… Если что… – добавил тихо Миша и прикусил язык.

– Ка-во?! – бабушка хорошо понимала в медицине и не стала вызывать скорую, она быстро заглотнула таблеточку и только потом уже схватилась за сердце и свалилась в кресло. – Под-вод-ная ка-во?! Лод-ка?! Люди добрые! Все идите сюда! Вы слышали?!

Когда бабушка в ответ наобещала безжизненные тела всех родственников и знакомых на Мишкином пути в подводники, и что не доживет, и что позор на ее седую голову, и вспомнила про зов предков в белых халатах, которые все были врачи и беспокойно ворочаются сейчас на том свете, слыша, как Миша порочит фамильное дело… Когда она напомнила о существовании вокруг легкомысленных девушек, которые хотят замуж за морских офицеров. Он – в лодку и под воду, а она – шмыг из дому и… И что Миша, конечно, ошибется и, конечно, женится на какой-то, из семьи «потомственных цырульников и брадобреев», – позор! – кричала бабушка. Тогда Миша под давлением родственников и соседей – «Миша, пожалей бабушку!» – слова про подводную лодку обратно забрал, но все остальное продолжал тщательно и систематически мечтать.

Скажу сразу, он – да. То есть нет. То есть да – но нет. Уф-ф…