Я иногда слышу, как Кузя и Дима в своей комнате решают, как и на что распределить зарплату. Деньги, которые получаю я, как инвалид, надеюсь, временно (еще не хватало быть иждивенцем), они откладывают на что-то туманное, со мной связанное. А Димину зарплату они делят на статьи: коммуналка, оплата долга, еда, в чулок Агнешке, Лизке и Мистеру Гослину на книги, одежки и еще одна фантастическая статья, как говорит Полина, в духе нашей семейки, – статья «на светлое будущее». И так грустно и смешно, когда вдруг на что-то не хватает денег и Кузенька уверенно говорит, мол, ничего-ничего, возьмем из светлого будущего. И Кузя с Димой вытаскивают деньги из светлого будущего, Агнешка – из чулка, и решают проблему.
Вчера Кузя получила какие-то гонорары за «стыдные тексты». Она подрабатывает фрилансером в женских журналах и пишет под псевдонимом, потому что ей неловко: она пишет очень популярные сейчас тексты для домохозяек, как соблазнить мужчину или какими духами пользоваться в какое время года… (На полях: Кузя о духах! У нее вообще никаких духов нет и давно нет.) А она ведь была известным редактором до всего, что случилось.
Так вот, Кузя получила большой гонорар, сразу за год. И они выделили мне сумму денег. Агния, наша капитанша и пиратка, объявила, что пора снаряжать корабль, чтобы достойно отправить меня в школу. И что со мной поедет Полина. В молл. Ий-э-эх! Такая подозрительная парочка плешивых, стриженных под ежик подружек-хипстерш пойдет выбирать униформу и всякие тряпочки в школу. А эти продавцы типа (сейчас они называются консультанты, сказала Полина): а вам для кого? И так на нас будут смотреть как на сумасшедших. Меня прямо затошнило, как я это представила. Но Лали милая, милая Лали вызвалась ехать с нами. Ох, каким табором мы выбрались в молл. Во-первых, мы с Полиной в Диминой машине. Я в маске. Уже смешно. В другой, шикарной машине ехала Лали и ее мама Лилит, ей тоже очень хотелось присмотреть себе что-нибудь к весне. Тетя Лилит очень красивая, у нее густые волосы до плеч, и, хоть она одевается в черное, всегда подбирает себе что-то, чтобы искрилось, блестело и сияло. Она еще раньше сказала: «Говори мне: калбатони Лилит». А я все время путалась в этом слове «батони, калбатони». И она махнула рукой и велела называть ее просто Лилит. Лилит ужасная хохотушка, и мы с ней любим сплетничать про всякое. Она вкусно готовит, и мне все это уже разрешено есть. За рулем еще ехал папа Лали, дядя Левон. Чтобы, как у них принято, присмотреть за своими девочками, заодно и за нами с Полиной. Это был ужас, когда мы такой колоритной компанией ввалились в магазин. И меня сразу потеряли.
В этом нет моей вины вообще. Я впервые за сто лет попала в такой гигантский сияющий аквариум. И мне показалось, что кто-то меня зовет. Я пошла туда, откуда был звук, прошла пару шагов и завернула за угол. В тупике у стены с какой-то яркой рекламой на чем-то низком сидел абсолютно невероятный мальчик с дредами и суровым неподвижным профилем индейца, последнего из могикан. Он тонкими, просто нереальными, как щупальцы, пальцами притрагивался к большому округлому диску, похожему на маленькую летающую тарелку. Я примерзла к полу и стояла, стояла и внимала, как мальчик выбивал своими щупальцами: Ли-и-и-и-иза… Ли-и-и-иза… Ли-ли-ли-лиз-з-зка, Лизо-зо-зо-зонька, Лиза, Лиза…
Там меня и нашел наш табор, впереди мчалась вспотевшая от страха Полина с шалыми глазами, за ней Лали с родителями. Дима, оказывается, пробрался в радиоузел молла и оттуда читал воззвание ко всем людям планеты, что если кто увидит высокую худую девочку с очень, очень короткой стрижкой и, вероятней всего, в медицинской маске на лице, чтобы сообщили по такому-то номеру. Думаю, это был личный номер Генерального Секретаря ООН или Интерпола.
Лали сказала, что я, оказывается, находилась под гипнозом последнего из могикан больше часа. И когда они меня нашли, мальчик играл на своей, как сказала Лали, ржавой сковородке для мчади, которая называется по-грузински «кеци», а я топталась перед ним и под бренчанье этой кеци качалась, как береза на ветру, закинув голову и прикрыв глаза.