А как было. День вчера сразу не задался. Такая в воздухе висела мокрая взвесь. Ненавижу дышать мокрым. Мистер Гослин рыдал, потому что его опять вели в школу раннего развития. У Агнии опять болели суставы. Она молчала, крепилась, но по ее командному пиратскому тону было понятно – ей плохо и больно. Полина в качестве private interpreter уехала встречать какую-то пару из Великобритании. Я потащилась на химию. (Учительница химии не хочет приходить к нам. Я хожу к ней домой, когда у нее нет уроков в школе.) Это ужасное для меня испытание, но Кузя говорит: «Мы – солдаты. Крепись. То ли еще будет…» А Мистер Гослин говорит: «Мы фтерепафки-ниндзя. Банзай!» Нет, я, конечно, знаю, что мои родители, моя Агния, моя «все» Полина и отважный Мистер Гослин встанут стеной на мою защиту, как триста спартанцев, если вдруг случится какая-то несправедливость. Но не переделаешь же человека, который просто не любит свою работу, просто не любит учеников, детей, людей вообще. И что делать с тем, что я лично дико раздражаю Гору в целом. И то, что она обязана меня обучать, ее ужасно достает. И то, что она понимает, что я вижу и чувствую все – и ее отношение, и раздражение, и ее отвращение и ко мне, и к делу. Вот у кого песочные часы окаменели. У нее везде засушенные цветы – розы и какие-то еще – стоят в вазах. Черные. Заденешь, осыпаются как пыль. Специально засушенные. Как ни приду, она сидит у компьютера и в «Ферму» играет. Создает себе виртуальный мир, строит усадьбу, заводит себе телят, овец, курочек. Сады разводит. На днях козочку прикупила. Мирно так копается там у себя. Мурлычет что-то под нос. И лицо у нее какое-то другое, симпатичное… Мне сразу становится ее жалко, как она сидит совсем одна, молодая женщина неопределенного возраста, муж такой у нее спортивный, сын по обмену в Австрии учится, она хвастается им всегда, сидит такая большая, неухоженная, куцый хвостик на затылке, в несвежей кофте с вытянутыми локтями, и часами создает свою версию счастливой жизни. А реальную свою жизнь все время куда-то откладывает. И вся мебель в гостиной в пластиковых упаковках. И пульты от всего в целлофане. Кароч, другого учителя приглашать нельзя, потому что именно Гора будет читать у меня химию. И тут, как говорит Дима, надо сгладить, потому что налаживать отношения с другими преподавателями с самого начала сложно. Я всегда прихожу с этих уроков подавленная, но скрываю. Во-первых, чтобы у Кузи не переворачивалось лицо и чтобы Дима не бегал курить на улицу; во-вторых, дома меня ждет Мистер Гослин с ружьем и в костюме Супермена, готовый немедленно, выставив вперед кулак, лететь мне на помощь, и обязательно чтобы за спиной развевался красный плащ, а на груди – сияла буква S. А в-третьих, у меня есть Пауль Францевич с отличными знаниями во всех областях науки, техники, искусства и литературы. (Говорит Агния: широкий круг интересов, широкий круг знаний – шикарное выражение, так и вижу, как вокруг Пауля Францевича греческие богини – покровительницы наук, искусств и прочего кружат в бесконечных хороводах, как на старинных фресках.) И когда я прихожу к Горе после консультации по химии у Пауля Францевича и у меня ни одной ошибки в домашнем задании, мне кажется, что Гора разочарована и недовольна, потому что ей не к чему придраться, не на чем сорваться и она становится сонной, печальной и одновременно раздраженной.