Тупо в синем и в кедах

Директор там оказался странный какой-то. Он еле-еле буркнул «здрась», не предложил нам сесть и не смотрел ни Диме, ни мне в лицо. Все время перекладывал какие-то бумажки и папки, как будто спешил сделать генеральную уборку. И сказал так, между прочим, типа, ну пусть идет в класс. Нормально? «Ну, пусть идет в класс». Я думала, что он поговорит со мной, где я училась и как. А я готовилась, как объяснить, что я училась дома и придумывала, как обойти историю моей бывшей болезни и моего диагноза. Накануне я спросила Диму, что мне сказать, почему я почти четыре года училась дома, но и Дима, и Кузя, и Агния, и даже Полина сказали, что никто не будет спрашивать. Все необходимые справки у них уже есть, поэтому лишних вопросов никто задавать не будет. Это не принято. Это частное пространство. Педагогов в университетах учат соблюдать частное пространство и не задавать таких вопросов. Директор, скорей всего, вызовет учителей, они дадут тесты, поэтому мне надо сесть накануне и все повторить. И я села и повторила. И еще мне сказали, что меня могут спросить, чем я увлекаюсь. А я скажу, что люблю читать. И меня спросят, какие книги я люблю. И я отвечу, что люблю Сэлинджера. И что Сэлинджера звали Джерри. Как хорошую собаку. Это не оскорбление – я бы сказала директору или кому там, – а наоборот. И что герои Сэлинджера живые и настоящие, потому что автор в них верит и любит их. Вот примерно так. И еще Рэя Брэдбери люблю. А стихи – о, я многих люблю. Очень. Марину Бородицкую люблю. Так люблю, как будто она моя старшая сестра. И других поэтов. Любимых поэтов Полины. И Кузи. И Агнешки. И уже моих. И Пушкина люблю Александра Сергеевича. И Лермонтова Михаила. Мишеньку Лермонтова люблю. Молодого, некрасивого, прекрасного. И Лину Костенко люблю очень. Не то чтобы просто люблю. Верю ей. И еще люблю Александра Кабанова. Современный поэт. И Давида Самойлова. И Марка Тихвинского стихи. Я бы прочла «Говорить, говорить…» Это же как будто про меня написано. Вот же:

Говорить, говорить, говорить…
Ни о чем, обо всем, о заветном,
О таинственном, о несусветном
Говорить, говорить, говорить…

Говорить, говорить, говорить…

Откровенностью на откровенность,
Отвечая легко и мгновенно,
Говорить, говорить, говорить…

Говорить, говорить, говорить…

Ну, скажи, что за странная прихоть?
Словно в этом единственный выход –
Говорить, говорить, говорить…

Говорить, говорить, говорить,

Как понять эту страсть, эту жажду,
Не заботясь, что важно-неважно,
Говорить, говорить, говорить…

Говорить, говорить, говорить,

Но при этом и слушать, и слушать,
Тишину не пытаясь нарушить,
Говорить, говорить, говорить…

Говорить, говорить, говорить,

Самым главным на свете делиться,
И покуда мгновение длится,
Говорить, говорить, говорить…

Абалдеть (Обалдеть) Удивительно же, какие стихи! Почему не я их придумала? Почему я не поэт? Ну вот, М. Тихвинский. Интересно, кто он такой? Какой он? Вот бы с ним поговорить. Я нашла его подборку в каком-то случайном чужом журнале. Когда еще лежала в больнице и мне не с кем было поговорить по-настоящему. Потому что Кузя слишком за все переживала и не могла разговаривать спокойно. У нее бегали глаза и дрожал голос. А доктор Натан всегда был занят и заходил не очень часто, чтобы просто так «говорить, говорить, говорить…». Чтобы я могла спрашивать и слушать, спрашивать и слушать. Ну вот, такие у меня любимые стихи. Любимые поэты. И еще буду любить многих, у Полины гигантская библиотека поэтов. И еще одного люблю сильно поэта – Вадим Жук. Книжку мне как-то принесли, «Стихи на даче». Полина говорит, что вот, современный поэт, а пишет в вечность. А если фильмы, то я люблю «Амели» и мультфильмы Гарри Бардина. Мы с Мистером Гослином смотрим «Чучу» по сто раз. И «Утенка» смотрим «Гадкого»… Потом расскажу, если захотите, как Мистер Гослин чуть не плачет и всякий раз помогает Утенку взлететь, машет, машет ручками. И утенок взлетает.