Так вот. Агния выпивала пару глотков шампанского, ругала правительство словами «тюлькин флот», грозила пальцем куда-то в окно, заявляла заплетающимся языком, что сейчас это не жизнь, а «кессонка» (такая болезнь водолазов, когда кислорода не хватает), и тут же начинала швырять всякими словечками типа «такелаж», «галс» и «яшка», что значит «якорь». А потом принималась печалиться и говорить, что Дима и мы все – ее спасательный леер (это вроде такой трос, которым привязана спасательная шлюпка или типа того) и требовала принести ее Стасика. Стасик – я писала здесь уже, это граненый стакан у моряков. А я тогда, пять лет назад, разбила ее Стасика. И какой бы ни покупали ей стакан взамен, она говорила, что не такой. И вот, когда мы приехали навсегда, мы привезли ей того самого
Четыре года, пока я болела, День морского и речного флота никто не праздновал. Этим летом Агнешка собирается возобновить наш семейный праздник. Она уже разучивает с Мистером Гослином все свои любимые песни, потому что в этот раз она хочет пригласить Лали, Лилит и дядю Левона. Мы подсматриваем и растроганно изнемогаем от умиления, слыша, как Мистер Гослин, насупив мордочку, покачиваясь в ритм, старательно выводит: «Таварифь, я вахту не в филах фтаять – фкавал кочегар кочегару…» – особенно выразительно и громко проговаривая каждое слово: «Лекарфтво он дафт, ефли болен…»
Словом, как сказала Полина, мир рушится и сходит с ума, но надежду нам дает купина неопалимая в душе Агнии и праздник, который она с таким рвением, с такой душою готовит, – День морского и речного флота имени моего деда капитана Михаила Бернадского.
Это наша семья.
Полина – наша родная, а мы – ее родные. Дед и его первая жена Лиза в самое тяжелое для Полины время остались единственными ее друзьями, когда ее судили и отправили на поселение. Дед и Лиза слали Полине разрешенные посылки, писали ей подробные письма, смотрели за ее домом и сделали все возможное и невозможное, чтобы и дом, и все в доме до мелочей дождалось Полину, чтобы никто ничего не растащил и не разворовал. И когда она приехала, в ее доме было натоплено, пахло свежим, чистым, жилым и вкусной едой. Полинины родители были расстреляны во время войны в гетто. В Литве. Она была сирота, но сейчас у нее есть все мы. Когда взрослые собираются наконец в субботу и ужинают, и чуть выпивают, Полина быстро хмелеет и признается, что мы, Бернадские, ее счастье. А Кузя хмыкает: «сомнительное». Ну а Дима обнимает Полину за плечи и говорит: «Полинушка, это ты наше счастье». И Полина сбрасывает Димину руку со своего плеча, стучит пальцем по столу и заявляет, что Лизка и Мишка маленький – ее жизнь! И кричит, чтобы никто не смел ей перечить.
Агния и Полина интересно предсказывают погоду. Высчитывается такая логическая цепочка: у Агнешки начинают болеть ноги, коты Полины становятся вялые и спят по углам, и даже не пристают к Валику. Это значит, скоро дождь и у Лизки упадет давление – так все говорят. Агния звонит Полине: Полэна, как твои коты? Спят, – отвечает Поля. Агния: А у меня ноги крутит. И они хором: Лизка! Давление! И независимо от того, где я нахожусь, у Полины или дома, волокут аппарат мерить мне давление. А в интернет заглянуть нашим дамам не то чтобы не приходит в голову, а просто они не верят в официальные прогнозы. Вообще не верят
Зина Иванивна подарила сборник стихов, с одной стороны на украинском, с другой – перевод на русский. Стихи Лины Костенко. Я почитала, перечитала, опять перечитала и полезла в интернет на нее посмотреть, на эту Лину. Когда мне нравится книга, хочется посмотреть на автора и узнать, как и чем он живет или жил. Какие люди вокруг него. Какие он совершал поступки. Лина Костенко мало что похожа на нашу Агнию, такая же по-царски красивая, она еще такая же восхитительная как человек.