(Какие они верные подруги – понимают друг друга просто по вопросительной интонации.)
Полина молчала минуту, вздохнула и ответила:
– Попытка отстоять оставшиеся дни…
Потом еще помолчала и добавила:
– Это не я, это…
А кто, я не услышала. Так и уснула озадаченная. Как все сложно, как же все сложно в этих отношениях между любящими людьми, слишком сложно, чтобы понять.
(На полях: Шарль Бодлер.)
Читаю и перевожу подаренную Тони книгу. Альберт Швейцер разрабатывал принцип абсолютной универсальной этики. Уважение к любой форме человеческой жизни. Ehrfurcht – это больше, чем просто уважение. Это пиетет, преклонение, почтение, благоговение. Благоговение перед жизнью есть основной принцип морали и настоящего гуманизма.
Альберт Швейцер не верил в то, что один человек может полностью познать другого. Это ужасная самоуверенность и глупость. Даже если человек живет бок о бок с другим человеком много лет. Он говорит, что люди бредут рядом в полумраке и не могут разглядеть черты ближнего…
А. Ш. говорит, что влезать в чужую душу – неправомерно. Я тоже думаю, что нельзя лезть к человеку в его душу, в его тайны и мысли, если тот не хочет делиться. Он пишет: «Человек не должен вторгаться в чужую личность. И открываться должен в той степени, в которой это свойственно для него». И потом пишет: «И пусть другие судят обо мне как хотят».
А. Ш. – лауреат Нобелевской премии. Удостоен как борец за мир.
Об А. Ш. пишут, что он человек сильной этической воли. И что важно, он – человек мысли. Которая всегда неотделима от дела.
Господи, как же правильно! Спасибо, Тони, за такое открытие. Швейцер призывает человечество к… состраданию! К состраданию! И сострадание должно быть активно. И еще он говорил, что нет героев действия, есть герои самоотречения. Сам он был героем действия, а действие уже диктовало ему самоотречение.
Он говорит, что сочувствие к другому человеку – это потребность, вызывающая мгновенные моральные реакции.
С кем, с кем бы мне об этом поговорить?.. Пойду, помолчу и подумаю. Потом позвоню Лали. Потом пойду к Полине.
Альберт Швейцер призывал к терпимости: национальной и религиозной.
Как будто он живет сейчас. Нет, на самом деле он должен жить всегда.
Он говорит, что недоверие к друзьям – вершина бесчестья.
А. Ш. о внутренней собственной правде: «Набраться смелости – не бояться людского мнения, если речь идет о моем внутреннем убеждении».
А. Ш.: «Биологически в человеке заложены этические реакции».
Пауль Францевич тоже говорит, что человек рождается с чувством справедливости, заложенным природой. Богом. Думаю, у многих этические реакции со временем тормозятся и исчезают. Откуда-то берется нетерпимость, узость взглядов. Как молочные зубы – так выпадает из сознания человека все врожденное.
Альберт Швейцер – праведник мира. У него повышенная чувствительность к правде, к красоте, он испытывает глубокое сочувствие к любому одушевленному существу.
По моему мнению, Альберт Швейцер – один из немногих инструментов Бога. Когда я думаю об Альберте Швейцере и о его миссионерстве, в моей голове звучит «Аллегретто» из Седьмой симфонии Бетховена. Сначала альты… Потом нежные скрипки. Нервно, благородно, трагично, возвышенно… Божественно.
Пришла к Лали. А ее прадедушка сидел у дома, курил трубку и так счастливо щурился на солнце. Я ему сказала:
– Доброе утро, дедушка.
– Здравствуй, Лиза, – сказал прадедушка Лали. – Смотри какой красивый, – он показал рукой на подвязанный виноград, а там гроздья, тугие, тяжелые, виноградины матовые, косточки просвечивают, золотистые, как будто полные медом.
Дедушка сказал
Я тоже так считаю. Но не сказала ему ничего, потому что у них не принято перебивать старших даже тогда, когда они молчат.
На днях мы с Лали и, конечно, в сопровождении Дато ездили в торговый центр купить белый лифчик и послушать, как играет Илай. Мне кажется, он нас так и не увидел. Он, прикрыв глаза, бил и водил пальцами по своему хангу. Тот как живой откликался и рождал космические мелодии. Вокруг Илая собралась толпа, молча слушали и клали деньги в небольшой круглый футляр. А у меня по плечам и спине опять побежал холодок, как будто я чего-то не успеваю и надо срочно что-то делать. Мне было так приятно смотреть на Илая, что даже немного тошнило.