На следующий день Рёрхольт и Хейердал вместе с еще несколькими норвежскими военными взошли на борт русского торпедного катера, который доставил их в Лиинхамари, порт бывшего финского города Петсамо{402}
. Здесь их встретил полковник Арне Дал, командующий норвежскими вооруженными силами. Он приветствовал их так: «Господа, я хочу прежде всего сказать, что ни я, и ни кто-либо другой не знали о вашем прибытии, поэтому каждый из вас для нас большая проблема. Вы прибыли в выжженную страну, народ которой крайне нуждается, люди здесь многое пережили в последнее время»{403}.Затем подъехало несколько русских грузовиков. Норвежцы забрались в них, и колонна двинулась по направлению к норвежской границе. Туру досталось место на переднем сиденье, и он ехал, глядя на дорогу через пробитое пулями лобовое стекло. По дороге они обгоняли вереницы саней с замерзшими солдатами, тут и там вдоль дороги виднелись деревянные домики со слабым светом в окнах. Через равные промежутки времени они останавливались у шлагбаума или постовой будки, и люди в форме придирчиво осматривали их машины, после чего, обнаружив, что все в порядке, давали колонне знак следовать дальше.
Во время плавания из залива Скапа-Флоу Тур выучил около семидесяти русских слов и мог строить простые предложения. По дороге он пытался беседовать с одетым в тулуп водителем.
— Друг, — сказал он, улыбаясь и показывая на русского. — Враг, — продолжил он, показывая, что имеет в виду немцев.
Русский утвердительно кивнул:
— Россия, Англия, Америка — друзья. Германия — враг.
Оба рассмеялись. На небо засияло северное сияние. Исчерпав запас слов, оба запели «Волга, Волга»{404}
.К десяти часам вечера они подъехали к длинному, недавно построенному понтонному мосту. Вдруг водитель показал пальцем на дом по другую сторону переправы:
Наступил долгожданный момент. «Я тщательно рассматривал в темноте каждую березу, каждый камень, каждый сугроб, — написал он Лив. — Это было странное чувство. Я ощущал стук собственного сердца. Если бы на другом берегу стояла ты с детьми, или наши родители, или хотя бы я мог увидеть знакомую вершину Рондане — тогда, к примеру, чувства меня, конечно, переполнили бы, и я, наверное, ощутил бы себя дома. А в тот момент я понимал, что нахожусь в Норвегии, но все же видел в ночи только холодные сугробы и камни»{405}
.Проехав еще немного, они увидели сожженные немцами дома.
Выжженная земля. Разрушенный Финнмарк и те условия, в которых жило мирное население, произвели неизгладимое впечатление на Тура Хейердала
В Киркенесе капитан Бьорн Рёрхольт и фенрик Тур Хейердал присоединились к норвежской роте, носящей название норвежской военной миссии. Им не терпелось начать монтаж радиооборудования, но «Тансберг Касл» по непонятным причинам задерживался в пути. Вскоре пришло сообщение, что он затонул, подорвавшись на немецкой мине. Вместе с ним погибли пятеро матросов и пошли ко дну тринадцать ящиков с радиооборудованием.
В Мурманске русские предупреждали норвежцев о том, что морским путем перевозить оборудование опасно. Но они настояли на своем, и результат оказался плачевен{406}
. Фенрику Рольфу Стабеллу, поехавшему вместо Хейердала, повезло — его подобрало российское судно, и он спасся.Гибель «Тансберг Касл» означала крах экспедиции «отряда куропаток». Рёрхольт, Хейердал и Стабелл остались ни с чем. Без оборудования они не могли выполнить задание, и Рёрхольту оставалось лишь докладывать в Лондон о «жутком состоянии линий связей в Финнмарке». Перед ними встала задача как можно скорее раздобыть новое оборудование{407}
.Празднуя Рождество 1944 года, большинство людей думало, что война скоро кончится. Союзники продвигались по всем фронтам, и хотя немцы сумели продемонстрировать свою силу при контрнаступлении в Арденнах, пожалуй, никто уже, кроме самого Гитлера, не сомневался в том, что дни фашистского государства сочтены.
Уверенно было в этом и норвежское правительство в Лондоне, обратившееся с призывом к королю Хокону воодушевить норвежских солдат, которые участвуют «в освобождении нашей земли». Тур Хейердал, как и все норвежские военнослужащие, находившиеся в Финнмарке, был уверен в том, что останется здесь до полной победы. Но, как уже нередко бывало в его жизни, судьба распорядилась иначе. За несколько дней до Рождества от российского командования поступила телеграмма, в которой говорилось, что в полученном им от норвежского военного атташе в Москве списке норвежских офицеров Тур Хейердал не значится. Поэтому ему надлежало с первым же конвоем вернуться в Лондон{408}
.