Тур — воин вереска

У «лозняковского пана» шумело в голове, глаза слипались; он не спал всю ночь, прислушиваясь к шуму битвы, которая разразилась накануне у брода, — в какой-то версте всего от Красивых Лозняков. Он знал уже, что это Тур не пускал напиравших с того берега шведов; знал он и то, что шведов было — тьма, поскольку не всех побил и не всех пленил обласканный фортуной русский царь; и ещё знал, что с десяток его мужиков, и с ними два сына кормилицы Ганны, ходили помогать Туру, — они просили у пана оружие, и он дал им оружие... но мужики не вернулись, никто не пришёл. Это могло означать только одно — что славный воин Тур не смог удержать нахлынувшую орду, и ничего доброго теперь ожидать не приходится. А женщины, с утра ходившие на Проню, на мостки, полоскать бельё, кричали в голос: по реке мёртвые, страшно посеченные плывут, и красна от крови вода. Это могло значить, что ни лозняковские мужики, и ни какие-то другие, и ни сам Тур... с побоища, скорее всего, не вернутся.

...относительно того, где можно изыскать достаточные средства на восстановление Могилёвской ратуши, от коей было некогда глаз не оторвать. В этом вопросе трудно было не усмотреть скрытую просьбу, а за велеречивостью сановника, за очень вежливым тоном не разглядеть пустую поветовую казну. И как раз раздумывал старый Ланецкий, где ему сказанные средства изыскать, чтобы не ударить в грязь лицом перед другими шляхтичами, гонористыми в большинстве, но чтобы и их, ревнивых к чужому успеху, не обидеть, не раздразнить слишком щедрым пожертвованием, когда после тихого стука в дверь вошёл к нему управляющий Криштоп.

— С вашего позволения, пан... — поклонился он и доложил: — Явились шведы у наших ворот...

Нахмурился шляхтич, серым стало лицо; только глупый теперь не смог бы понять, чем закончилась битва.

— Много ли у наших ворот шведов?

— Десятка полтора, пан. Просят открыть. Что прикажете делать?

Пан Ланецкий недоумённо повёл седой бровью.

— Не ошибся ли ты сослепу? Может, то не шведы? Давно ли шведы начали спрашивать разрешения, чтобы войти?.. — и, вздохнув, он поднялся. — Любопытно мне будет взглянуть на этих шведов.

Нацепив саблю, — более для вида, для значительности, нежели для воинской надобности, — Ян вышел на высокое крыльцо. За ним и Алоиза не замедлила появиться, поскольку и ей было любопытно, что за люди спешились у ворот, не принесут ли ей они — а хоть бы и шведы! — какую-нибудь весточку о сыне: где он? что он? жив ли, родная кровь?.. Следом за хозяевами выглянул в дверной проем старик Криштоп и звонким от волнения фальцетом велел мужикам отпереть ворота.

Те послушно отодвинули засов, отвели створы и отступили, понурив головы.

Шведские солдаты остались снаружи, и только один — молодой офицер — вошёл во двор, ведя в поводу своего коня. Этот человек сразу направился к крыльцу, где его ожидали. Старый Ланецкий даже удивился, что так скоро, в мгновение ока, сообразил незваный гость, где следует искать хозяйское высокое крыльцо, будто он уже бывал здесь, на широком дворе, и знал, куда надо идти.

И хозяев гость скоро отыскал взором.

— Госпожа! Господин! — слегка поклонился капитан Оберг, остановившись под крыльцом; здесь мы, опять же, должны напомнить читателю, что говорил наш герой по-шведски. — Похоже, вы есть родители той прекрасной девы, той лесной нимфы, которая завладела моим сердцем и которую я ищу.

Ян оглянулся на Алоизу, а Алоиза заглянула снизу ему в глаза. Они не поняли из услышанного ни слова.

Между тем Оберг продолжал:

— Скажите мне, уважаемые, где она? Скажите мне, тут ли она живёт? — и капитан указал рукой на дом, на окна.

Старый Ян не без тревоги взглянул в указанном направлении, но по-прежнему был весьма далёк от понимания того, что от него хотят. Напряжённо глядя в лицо офицера, пан Ланецкий крутил себе седой ус.

— Может, он просится переночевать? — предположила Алоиза.

Этот приятной наружности офицер, плечами, и благородной статью, и ростом, и мощью воина, и манерами воспитанного, образованного человека, немало походивший на их сына Радима... — ах! где ты, где ты, свет моих материнских очей?.. — молодой офицер этот сразу понравился ей, хотя он и был враг.

— Скорее, он вежливо требует денег. Или еды, — нахмурился Ян.

Алоиза с этим не согласилась:

— Я ни разу не видела, чтобы, требуя денег, прижимали руку к сердцу.

Тут Криштоп, старчески прищурившись и разглядев наконец Оберга, сказал из дверей:

— Да это же тот самый офицер, что... — и добрый управляющий прикусил язык, вспомнив, что не о всём можно рассказывать старшим Ланецким; просила же панна Люба поберечь её стариков.

— Какой офицер? — обернулся к нему Ян.

— Проще говоря, он уже бывал здесь, — выкрутился Криштоп. — Это добрый человек. И можно не волноваться: грабить нас он не станет и никого здесь не обидит.

— Чего же он хочет? — спросила Алоиза.

— Я думаю, он хочет... видеть вашу дочь.