Турбо Райдер (СИ)

Может и не хватить сил сопротивляться, это нормально. Главное - найти силы пережить.

Отец человека чётко мог провести линию, если бы захотел, между собой до случая и после него.

До него - обычный ребёнок, запуганный, жестокий, но не жёсткий.

После - отец человека чётко разделял себя, истинного себя, нерушимый и неуязвимый стержень, и своё тело. Тело может вытерпеть что угодно. Ведь оно - скафандр для Uber-Ich, стойкого и прекрасного. Это осознание помогало в моменты самоконтроля.

Ты можешь не есть - ведь есть нужно не тебе, а твоему скафандру.

Ты можешь не пить - ведь пить нужно не тебе, а твоему скафандру.

Ты можешь не спать.

Ты можешь не дышать.

Ты должен читать.

Ты должен учиться.

Ты должен притворяться.

Если уж тебя сломали - будь добр, прибери обломки и собери себя заново.

Всю жизнь отец человека прожил в странном, двойственном состоянии полнейшего безразличия к себе самому и окружающему миру. После ужасной ночи всё на свете само собой для него словно отфильтровывалось и не доходило до его души, совершенно не трогая. И раньше-то не слишком бойкий, он стал совсем тихим и замкнувшимся.

Поэтому его и усыновили в конце концов очень чудные люди.

- Они ведь меня действительно любили. А я даже и не пытался.

- А может пытался?

- Нет, правда, не пытался. Я ведь специально себя так вёл. Эти все... хуесосы, пидоры. Они не понимали. Ты должен...

- Опять должен? - человек перебил сам себя и жёстко попенял себе за это, но без слов.

- Должен. Должен играть роль. Людям кто нужны? Ну, тем, кто приходит в такие места. У них образ. Лорд Фаунтлерой, Оливер Твист. Идиоты.

Чудные люди верят в чудеса. Воспитанные в благородстве они ищут того же благородства у тех, в ком его нет и быть не может. Они считают, что такие вещи проявляются в крови, а они в крови не проявляются.

Отец человека подумал это и прокомментировал:

- Эти пидоры не понимали, что нужно вести себя тихо. Пришли смотреть - а ты сиди и читай книжечку. Будь бледным, чтобы аристократически. Вежливым. Хрупким, как тростиночка, ведь именно этого от тебя и хотят.

Отца человека понесло. Он заговорил сам с собой горячечно, нервно:

- Иногда я думаю, а если бы я не притворялся, а был самим собой... хотя кто я был в тот момент, я не был самим собой... но если бы я был другим. Не пытался строить из себя херувимчика с иконы. Они бы меня взяли? Они же такие хорошие оказались, а? Школа, университет, всё так идеально было... Хуй в рот. Не взяли бы. Ездили бы дальше по детдомам. Искали бы. И взяли бы кого угодно, но не меня. Круто, что они взяли меня.

Маленькому ребёнку действительно это пошло на пользу, хоть из состояния отстранённости он так более и не выходил, притворяясь диким цветком, возросшим на навозной куче.

Он дрался в школе, зная, что родители придут к её директору с коробкой заграничных конфет или с бутылкой заграничного алкоголя и будут извиняться, говорить благоглупости про искалеченную психику и период реабилитации. Он сбегал из дома, чётко выжидая сутки или двое, и потом позволяя найти себя милиции или всё тем же родителям.

Отец нервничал и хватался за сердце, мать обнимала, поила какао и читала книжки... чудные, право, чудные и чуднЫе были люди. Ими так легко было управлять. Всё шло согласно плану.

- План. Хорошее слово.

Да. На всё-то у него был план.

И даже на первое убийство.

Воображаемый сам себе отец человека воображаемо открыл воображаемые самому себе глаза и обвёл взглядом залу. Люди замолчали и посмотрели на него, всё-таки они тоже были воображаемые и легко следовали за его мыслями, подчинялись желаниям. Все они посмотрели на него, и лица их, раньше невнятные, нечёткие, смазанные, начали обретать различимые даже издали черты. Всё это оказались убитые им в разные моменты жизни. Великое множество, но все одинаковые, восково-чистые и глянцево-стерильные. Все они подняли стаканы, отсалютовали своему убийце и выпили по глотку в честь него.

Отец человека благосклонно кивнул им в ответ, и снова уже хотел было погрузиться в воспоминания, просмаковать первое убийство, женщину, которую он нагнал дождливой ночью и зарезал (как же это было сладко, как же это было приятно, он мог поклясться, что ощущает, как её жизнь протекает у него сквозь пальцы, как её пульс переходит по рукояти ножа, воткнутого в сердце, прямо ему в руку, а из руки в грудь, находит путь к сердцу и гнездится там, даруя силу, которой убитая оказалась недостойна), но теперь уже все снова замолчали по совсем иной причине.

И замолчали не просто все, замолчало само место, не стучали туфли по паркету, не слышалось звона от барной стойки и с кухни. В зале появилась она.

- Дамы и господа... - таинственно сказал конферансье (его не было в зале, но голос его должен был прозвучать и он прозвучал). - Выступление начинается.

Выступление началось.

Воображаемый сам себе отец человека воображаемо за...

- Не закрывай глаза, я прошу тебя.

Она пела, но она же, другой частью себя, подошла к отцу человека и присела к нему за столик, а официант быстро наполнил ей бокал шампанским.

- Сейчас так много звёзд, ты так не считаешь?