Турбо Райдер (сокращённая версия)

Человек не стал более разговаривать. Обеими руками он схватил Герберта за воротник рубашки и сдёрнул его с кресла, с силой вышвырнув прямо на площадь.

Герберт с шумом ударился и покатился по брусчатке. Город вздрогнул.

Хромая, припадая на левую сторону, человек подошёл к Герберту и, снова схватив его за воротник, поднял с земли.

Тот не реагировал.

— Ты что делаешь? За что?!

— Какая же ты… мразь…

— Да пойми же ты! Это же всё было… это всё было ради тебя! Да ради тебя же!

— Ради меня? — человек глухо хмыкнул и усмехнулся. — Ради меня ты убил Феоктистова, кучу его людей? Ради меня ты убил гуру и кучу его людей? Ты сделал это, чтобы управлять Городом. Хватит врать.

Размахнувшись, человек смазал Герберту кулаком по лицо, но удар вышел плохим, Герберт даже не отдёрнулся.

— Это правда было ради тебя… — повторил он. — Я же… я же просто…

— Хватит врать.

Человек встряхнул Герберта, как тяжёлый мешок, и сильнее сжал кулаки на воротнике его одежды.

— Ты откроешь мне ворота, и я уйду. И всё. Оставайся в своём городе, со своими людьми, и живи тут. Ты — ничем не лучше Феоктистова, ничем не лучше гуру. Ты точно такой же. Даже хуже.

— Да почему же?!

— Строил из себя дохуя.

И теперь уже человек ударил по–настоящему, а после швырнул Герберта к мэрии.

— Ползи к своей табуретке.

Человек сплюнул на землю и, повернувшись, уверенно похромал туда, где раньше были ворота внешнего города, но теперь там их не было.

Герберт лежал, не двигаясь, осознавая.

Сначала у него внутри было пусто–пусто, а потом что–то родилось, и это были странное горе, странная злость, странная печаль. Но самым большим, самым ярким чувством была странная, страшная ненависть.

Герберт ясно увидел, что человек его никогда не поймёт, потому что не хочет понимать.

С трудом поднявшись на руке, Герберт закричал:

— Ну и уёбывай! Проваливай из моего города, пока можешь! Уходи, иначе я… я… беги!! Беги, пока я разрешаю!!! Я приду за тобой!!! Ты ещё пожалеешь!!!

Человек шёл, не обращая внимания, хотя крик Герберта провожал его всё время, что он шёл по городу, кричали дома и узкие улочки:

— Беги так, чтобы я тебя не нашёл!! И тебя!! И твоего отца!!! Я приду за вами!!! Кровью умоетесь, оба!!!

Человек просто шёл, не обращая внимания ни на крики, ни на испуганно глядящих на него из окон людей, ни на дрожащие дома и падающие с крыш камни.

— На цепь посажу!! Из миски жрать будешь!!!

Городские ворота были открыты. Человек вышел, и они захлопнулись за ним со страшным шумом, когда это случилось, то крики сразу же затихли, перестали досаждать.

Человек окинул взором близлежащие деревеньки и фермы. Посмотрел на дорогу. Пригляделся к далёкому лесу, из которого так давно вышел к городу. И после этого он двинулся туда, где, как он помнил, и находился его дом. Несмотря на хромоту, он шагал очень быстро.

Ведь он знал, что Герберт наверняка погонится за ним, хоть и не сразу.

Прошлое

-

Восьмая глава

Человек скрылся за воротами, а его отец остался дома, не зная, что сын его уйдёт далеко–далеко и в конце концов будет убит хозяйкой дома стоящего на куриных ногах.

Отца человека ждала совсем другая жизнь. По крайней мере, в моменты, пока он был предоставлен самому себе.

Он спокойно жил, спокойно ел, спокойно спал. Он очень быстро понял, что еда в его животе не переваривается, а значит, если он продолжит есть — то брюхо его раздуется совсем до неприличных размеров, поэтому он раз за разом вскрывал его, доставал оттуда съеденное, зашивал себе живот и ел по второму разу. Жизнь его шла спокойно и размеренно.

В один день у него был на обед ковер. Ковер, под собственным отцовым желудочным соком, уже столько неоднократно съеденный, что сырым его считать было решительно нельзя, поэтому это была какая–то экзотическая готовка, крайне необычный рецепт, в котором отец человека находил свою прелесть. Огромный кусок старого ковра он положил на лучшей тарелке, которую смог найти: овальной, сервировал его посыпкой из гнилой земли, старым высохшим сеном и водой из прозрачной бутылки с крестом, откуда–то такая нашлась, вот бывает же? К такому мероприятию нужно и одеваться соответствующе, поэтому, найдя один из своих лучших костюмов, отец человека был именно в нём: несколько широкие серые брюки, такой же серый пиджак, белая рубашка и старый солдатский ремень, потому что иного не нашлось.

Отец человека расположил тарелку за столом и сел перед ней, взяв в левую руку вилку, а в правую нож. Ему не понадобилось много времени, чтобы вообразить себе музыку. Музыка — это прекрасно. Поэтому отец человека вообразил себе лучшее, что смог.

Босанову.

Музыка сразу родилась в его голове и заполнила всю собой без остатка. Неторопливый ритм напомнил ему о латиноамериканских ресторанах; португальский говор, когда–то слышанный отцом человека в старых фильмах, тоже зазвучал на фоне, достаточно было лишь закрыть глаза, чтобы атмосфера полностью создала сама себя; отец человека именно так и сделал, и больше открывать глаза ему не понадобилось.