Турбо Райдер (сокращённая версия)

Особенно ныла та часть, куда человека ударил Турбо Райдер. Человек уже начал немного жалеть о том, что не захотел доехать сюда на машине, но, конечно, это сожаление не было настоящим.

Дом. Вот он, дом. Осталось лишь войти.

И человек, обернувшись, чтобы посмотреть, — далеко ли? — на ползущий чёрный силуэт, вошёл.

Едва ступив во двор, он сразу ощутил, как ему легче дышится, спокойнее чувствуется. Переживания об отце…

— …из–за него.

О том, что это чёрное нечто преследует..

— …не хочу.

Все они отложились на задний план сами собой, перестали казаться серьёзными и утомлять. Проблемы — так и пусть подождут.

Человек медленно шёл по двору, касаясь руками то стены дома, то деревянного заборчика, то старого, высохшего куста, а порой садясь на корточки, чтобы щипнуть с земли немного земли, растереть, подкинуть в воздух и смотреть, как она оседает. Пусть серая и гнилая, но невесомая, воздушная, медленно падает, танцуя хлопьями–хлопышками в воздухе, как могло бы танцевать птичье перо.

Смотря на падающие крупинки, человек поймал себя на мысли, что ему неловко перед отцом. Образ отца возник у него в памяти. Не тот, который был раньше — сильного, уверенного, жестокого, а того, который появился перед ним сейчас — бородатого, всего в своих мыслях, сломленного? Или не сломленного, а сожалеющего?

Человек никак не мог понять. Ему стало не то, что неловко, а даже немного неприятно. Но он откинул эти чувства. Хоть и с трудом.

Отдых. Ему отдыхалось. Он не хотел это прерывать.

Так, идя по двору, останавливаясь, размышляя, человек дошёл, наконец, до дома и вошёл внутрь.

И всё лишь усилилось.

Нахлынуло не о плохом, а только лишь о хорошем.

Человек вошёл лишь на веранду, но уже сразу вспомнил то, как бегал по ней ребёнком, как гонялась за ним мать и взмахивала, будто бабочка крыльями, полами халата, а отец смеялся.

Как после, школьником, он ходил в школу, а мать встречала его после, у ворот, и провожала в дом.

— Ведь было же всё это, было? Правда же? Почему я не помнил этого раньше…

Человек всем телом ощутил, как дом сжимается вокруг него, но сжимается по–доброму, как будто пытаясь обнять. Он повёл плечами. Конечно же, ничего вокруг него не сжималось, но эти ощущения были настолько реальны.

Проходя мимо зеркала, человек посмотрел в него на себя.

Рост такой же, какой и был.

Нет живота, нет ни капли лишнего жира, всё то, что должно быть.

Руки очень сильные, костяшки очень набитые.

Прежними остались лишь глаза.

Человек прикоснулся к своему лицо в зеркале, поверхность была холодной. Затем уже к коже лица. Холод быстро исчез. Тепло. Кожа оказалась тёплая.

— Это я? Это правда я?

В настоящем зеркале все изменения казались такими реальными и свежими, словно произошли вчера.

С трудом, с огромным, человек заставил себя оторваться от зеркала. Он шёл по дому, обходя комнаты, и, вот уж странность, он не чувствовал, что вообще уходил отсюда. Человек даже не задумался о том, что отец ничего не переставил в доме, восприняв всё как должное.

Последней комнатой, в которую зашёл человек, была спальня.

Бывшая комната родителей. В ней тоже всё стояло на своих местах, и, проходя мимо фотографий отца и матери, человек по привычке стёр с них пыль, с отцовской и с матери. Мать на ней была похожа на Веронику Лейк (вы же видели «Оружие для найма»?), только брюнетка.

Открыв старый шкаф, человек увидел, что в нём всё точно так же, лишь только некоторые из вещей отца пропали со своих мест. Оно и понятно. А в остальном — всё тот же запах, всё тот же покой. Человек закрыл глаза и глубоко вдохнул. Стиральный порошок, средство от моли, немного пыли, тепло, уют, покой, ласка, прикосновение её рук к голове, «иди сюда, маленький мой». Человек открыл глаза. Сердце его защемило от того, сколь всё вокруг него было своё, родное. Вещи, конечно, но вещи, которые помнили времена, когда всё в этом доме были хорошо.

И человек буквально чувствовал, как эманирует это накопленное когда–то «хорошо», как оно распыляется и заполняет всё–всё–всё вокруг него, и даже его самого заполняет, просачиваясь внутрь через кожу.

Дом.

— Мой дом — моя крепость.

Человек подошёл к окну, сдвинул занавеску и посмотрел на чёрный силуэт в небе.

Ещё далеко. Ещё нормально.

От окна человек подошёл к кровати и лёг, не раздеваясь. Ему не очень хотелось спать, но теплота и уют места убаюкивали, и он сам не заметил, как уснул. Уснув же, уже бессознательно, со спины он перевернулся на бок, свернулся в комок, и сунул ноготь большого пальца правой руки в рот. Так он и спал, держа его во рту, как младенец соску.

Так они и спали, убаюканные, человек — покоем дома, а его отец — слишком тяготными размышлениями и необходимостью выбирать

А чёрное нечто приближалось. Медленно, но верно, оно двигалось, словно какая–то образующаяся в небе гигантская опухоль, образовываясь не просто, а в конкретном направлении.

И хотя человек считал, что движется это нечто медленно, да так и было поначалу, но оно всё–таки ускорялось.

Небыстро. Совсем небыстро.

На шаг или два быстрее с каждым сделанным, но всё–таки.