Вот проезжает он мимо желтого угла, и девушка, одетая во все желтое, высовывается до половины из окна, поджидая шахзаде. А он, медленно проплывая мимо на своей лодке, говорит:
— Если даже пожелтеешь и поблекнешь,
Если даже превратишься в айву,
Все равно не возьму тебя в жены,
все равно не возьму…
Греби, лодочник, к белому углу!
Девушка тотчас же одевается в белое, бежит к другому окну, высовывается из него. Шахзаде на этот раз произносит:
— Если даже тонкой станешь, в нитку превратишься,
Если даже в белый саван облачишься,
Все равно не возьму тебя в жены,
все равно не возьму…
Греби, лодочник, к черному углу!
Теперь Илик-султан надевает черные одежды, бежит к черному углу, ждет шахзаде в черной комнате. Когда его лодка проплывает мимо этого угла дворца, он говорит:
— Если даже высохнешь и превратишься в сухой лист,
Если даже упадешь в черную землю могилы,
Все равно не возьму тебя в жены,
все равно не возьму…
Греби, лодочник, к Йемену!
И шахзаде со своими приближенными уносятся вдаль, как птицы.
Илик-султан снова падает без чувств. К ней спешит врач. Спустя некоторое время девушка немного приходит в себя, а врач советует падишаху:
— Мой падишах, для здоровья вашей дочери необходимо, чтобы она отправилась в путешествие. Я прошу у вас корабль, командой корабля будут сорок невольниц, одна красивее другой. Я возьму с собой Илик-султан, и мы на этом корабле отправимся странствовать по свету.
Падишах тотчас же издает указ. И вот уже строят корабль, готовят невольниц. Наконец все сделано.
Султан-ханым вместе с врачом садятся на корабль и пускаются в путь. Ну, пусть они будут в пути…
Тем временем врач заранее послал в Йемен своего человека. Тот снял напротив дворца йеменского падишаха большой дом, обставил его, украсил — словом, подготовил.
И вот в один из дней корабль султан-ханым прибыл в Йемен. Она вместе с врачом и сорока невольницами остановилась в этом доме, поселилась там.
Днем в доме — тишина, не слышно ни звука, будто в нем ни одной живой души. Но вечером все освещено, всюду ярко горят лампы, посреди комнаты огромный круглый стол, вокруг него кружатся, танцуют, нацепив на пальцы по бубенчику, сорок невольниц, каждая в платье другого цвета, а во главе их султан-ханым.
И вот сын падишаха из окна напротив заметил это и стал каждую ночь наблюдать за ними. Однажды он говорит своей матери:
— Кто они — люди или джинны? Одна красивее другой. Матушка, я влюбился в эту главную девушку, посватай мне ее.
— Помилуй, сынок, опомнись, — отвечает мать, пытаясь отговорить шахзаде от этой затеи, — ведь ты — мое единственное дитя. Я не хочу тебя огорчать, но кто они такие? Могу ли я взять тебе в жены первую попавшуюся на глаза девушку? Да и в самом деле, люди они или джинны? И к кому мне идти сватать девушку? Днем у них в доме не слышно ни звука…
Юноша продолжал каждый вечер наблюдать из окна за девушками и восхищаться красотой их госпожи.
— Матушка, — повторял он, охая и стеная, — я не выдержу, я так влюбился в эту девушку!..
Наконец султан-ханым, мать шахзаде, уже не могла больше видеть своего драгоценного сына в печали и решила посватать девушку. У нее было бриллиантовое ожерелье, оставшееся ей от родителей, она взяла его и отправилась со служанкой-арапкой в дом девушки.
А там — прибегает врач и говорит Илик-султан:
— Моя султанша, сегодня придут тебя сватать. Спрячь всех невольниц. Пусть на виду не будет никого, кроме слепых, одноруких арапок. Ты же садись за пяльцы, вышивай. Когда придут тебя сватать, не говори им ничего, даже «Добро пожаловать».
И вот гостей встречают у дверей дома слепые, однорукие арапки, ведут их наверх. А там в углу сидит Илик-султан и, продолжая вышивать на пяльцах, говорит:
— Я тебя не знаю, женщина, я тебя вижу в первый раз, женщина.
Тут султанша-мать достала бриллиантовое ожерелье и говорит:
— Я принесла это тебе в подарок от моего сына и хочу посватать тебя за него.
А девушка повторяла:
— Я тебя не знаю, женщина, я тебя вижу в первый раз, женщина, — и продолжала свое занятие, а потом вдруг закричала: «Дильфириб!» — и хлопнула в ладоши. Вбежала невольница. Девушка отдала ей ожерелье и сказала:
— Возьми это. Когда будешь мыть посуду, нацепишь себе на шею.
Мать шахзаде очень рассердилась за это на девушку, но ничего не сказала, поднялась с места и ушла.
Шахзаде ждал дома свою мать с нетерпением. Вернулась она, рассказала ему все, что произошло, и шахзаде — хлоп! — упал в обморок… На этот раз пришла его очередь падать в обморок… Через несколько часов его с трудом привели в чувство. Шахзаде провел ночь в нетерпении, а когда настало утро, опять припал к ногам матери и принялся ее умолять снова пойти сватать девушку.
У султанши-матери было красивое хрустальное зеркало, украшенное бриллиантами и рубинами. На этот раз она взяла с собой в подарок девушке зеркало и подумала: «Ну это ей понравится».
А Илик-султан, не вставая с места, так же как и днем раньше, продолжала вышивать на пяльцах и сказала:
— Я тебя не знаю, женщина, я тебя вижу в первый раз, женщина.
Тут султан-ханым достала зеркало и говорит: