Турецкий караван

Кончился караванный путь! Чем ближе к Ангоре, тем все больше встречалось на нем офицеров, солдат и напряженнее билась жизнь. Сейчас Фрунзе с уважением смотрел на аскеров, терпеливо, с каменными лицами неподвижно стоящих под дождем. Когда поздоровался с ними по-турецки, встрепенулись. Комендант подал знак, и солдаты прошли четким шагом. Фрунзе вытянулся, держа руку на эфесе шашки, а другой отдавая честь, не зная, как иначе выразить сочувствие к их отчаянно тяжелому труду — и зимой жили вот в этих норах, выдолбленных в скале.

Строевой шаг на глухой станции как будто свидетельствовал: кемалисты создали национальную армию.

Султанские офицеры перешли на сторону Кемаля. Дети помещиков и коммерсантов, бывшие лицеисты, офицеры из высших военных школ составили ее командный костяк… Крестьянские партизанские отряды первыми ударили — остановили врага, но им не прогнать его. От партизан, от любимых массой вожаков в армию перешел романтический дух борьбы за независимость. Такой армии еще не знала Турция… Штаб — буржуазный, армия — освободительная.

В сопровождении офицеров Фрунзе вошел в сарай. Возле окошка солдат чистил тряпкой закопченное ламповое стекло. Другой аскер кресалом высекал огонь. Фрунзе предложил ему спички, а коменданта спросил, когда ожидается поезд. Комендант ответил:

— Получена телеграмма — вышел из Ангоры, идет к нам. Но его все нет, не приходит. Я телеграфировал — и ответа еще нет… Извините, паша, наверно, что-то случилось…

Солдатский ужин собрали в сарае, поставили козлы — столы и скамьи. Явились офицеры — пехота и кавалерия. Извинялись за скромный ужин. Для Фрунзе положили серебряную ложку, всем другим — деревянные.

— Город далеко, а здесь ни в одной долине вилки не найдешь.

— А у меня есть вилка, — Фрунзе взял у Вани свой складной нож, на черенке которого кроме вилки и ложки были штопор и шило…

Старик комендант сказал:

— Когда новая Турция победит, мы устроим большой пир. И вы будете гостями, хотя и другой веры.

Деревянные ложки стучали о глиняные тарелки.

— Ты и есть тот паша, который поверг Врангеля, желавшего стать новым русским царем и вместе с Англией продолжать уничтожение турок? Аскеры целовали газету с этим сообщением.

— Так и целовали? — улыбнулся Фрунзе.

Верно, Советская власть остановила кровопролитие на турецком востоке, солдатская масса, аскеры обрадовались ликвидации царизма, потом белогвардейщины, стоящей за войну; аскеры рады новой России, не воюющей на Востоке, одобряют политику большевиков. Кемалисты хотят опираться на массу, чтобы победить. Следовательно, и на дружбу с Советской Россией. Но много сложностей, трудны повороты, круты горы. А западная агитация искусна! Он, Фрунзе, во что бы то ни стало постарается — откроет правду, укажет на нее, осветит… До встречи с этим загадочным Мустафой остался один перегон.

— Так и целовали? — переспросил Фрунзе.

— Да, паша, к груди прижимали, — ответил ротный. — Позвольте спросить… Если, конечно, ответ не составляет военной тайны… Не является ли ваша группа авангардом Красной Армии, которая продвигается на помощь нам?

Этот офицер не слышал об осложнениях в советско-турецких отношениях? Не допускает этого? Либо считает, что с прибытием Фрунзе все уже наладилось? Фрунзе ответил:

— Такой военной договоренности нет. Но само существование Красной Армии, думается, помогает вам в борьбе. Оккупанты вынуждены считаться с мощью Красной Армии и не пытаются через Батум забраться к вам в тыл.

— А ходят слухи — таково желание, — что твои аскеры — это авангард конницы Буденного.

— Нет, Буденный сейчас дома. Наверно, тоже ужинает, — засмеялся Фрунзе.

Спрашивали, в чем различие между Россией и Украиной, и многое другое. Ни один вопрос Фрунзе не оставил без ответа. Будто политбеседа. Уже и лампа замигала — керосин весь, и усталость всех одолела.

На полу настлали циновок. Укладываясь, Ваня говорил:

— Тысячу лет воевали, а сейчас — пожалуйста…

— Положим, не тысячу, а около половины, — отозвался Фрунзе. — Вполне достаточно…

— Значит, теперь точно: вечный мир и братчина…

В голом саду напротив ангорского вокзала сидели на скамье два офицера штаба Кемаля.

— Кто из нас будет говорить с железнодорожным администратором? Говори ты. Я допрашивать не умею. Буду свидетелем, чтобы потом не отпирался.

— Хорошо, говорить буду я.

— А я сейчас напомню тебе обстоятельства. Начальник генерального штаба Февзи спросил векиля общественных работ Хюсейна Рауфа о безопасности проезда по еще недостроенной железной дороге. Рауф ответил: не я строил, я векилем всего неделю, — кто послал поезд, пусть тот и ответит, пройдет поезд или не пройдет. Тогда Февзи опустил свои толстые веки: зачем вообще послан поезд, когда лошади есть? Рауф ответил: это идея того, кто хочет встретить русских на вокзальной площади с музыкой и войсками; я лично считаю это ненужным. Тогда Февзи усмехнулся: можешь не приходить, но встретить надо хорошо.

— Понял. Необходимо выяснить, знал Рауф об отправке поезда или не знал?.. Стоп… Молчи… Вот он вышел из вокзала… Уехал! Теперь идем к администратору.