Турецкий марш

Конечно, Ежи не может знать, что ни он, ни Лукаш Вечорек эту ночь уже не увидят – из квартиры на Рю дез Амандье я уйду один. Жалко, конечно, ребят, но они отдадут свои жизни за вольную Польшу, так что у меня нет никаких угрызений совести. Конечно, придется работать ножом – выстрелы народ может услышать, – но я пошлю Вечорека за водой, прирежу Ежи, а затем займусь хозяином квартиры. Не впервой…

Я тщательно перезарядил оба револьвера Лефоше. Конечно, я предпочитаю винтовку, но стрелять пришлось бы из окна какой-нибудь квартиры, и вероятность промаха имелась, а мне нужно было действовать наверняка. Именно поэтому я решил воспользоваться этими игрушками, тем более что новейшая модель, которую каким-то чудом удалось купить Лукашу, отличалась удивительной для револьвера точностью и надежностью.

Один я отдал Ежи, другой оставил себе. Затем я занялся стволом Кольта – он, конечно, похуже будет, но, как говорится, «strzeżonego Pan Bóg strzeże»[104]. Кто знает, вдруг мне придется отстреливаться по дороге на Рю дез Амандье. Проверив револьверы, я засунул их в кобуры, пришитые к подкладке моего плаща. Нож же был в ножнах, пришитых к подкладке левого рукава – Ежи пока незачем знать о его существовании.

Далее я тщательно наклеил бороду, усы и бакенбарды, затем критическим взглядом осмотрел себя в зеркало: не отличишь от настоящих. Потом надел новую рубашку, завязал бабочку, натянул поверх всего этого фрак, а затем накинул плащ. Еще раз посмотрел в зеркало – не были видны ни стволы, ни нож.

Я проследил, чтобы Ежи оделся так, как это положено торговцу цветами у театра, – чуть лучше, чем обычный уличный продавец, все-таки публика сюда приходит элегантная, но все же торговец цветами должен выглядеть по-простонародному. В первый наш прогон он натянул на себя весьма недешевую обувь – хорошо, что я вовремя это заметил, а то в нем сразу же распознали бы ряженого.

Повязав шарф таким манером, чтобы моего лица почти не было видно, я не спеша спустился по лестнице и отправился к месту, где должно было все произойти. Променад мой завершился в одном из кафе в сотне метров от театра. Там, попивая весьма неплохой кофе, я наблюдал, как продавцы цветов собирались у входа в театр. Конечно, нам повезло: наши английские друзья сумели все устроить так, что один из торговцев за неплохие деньги вспомнил, что у него, оказывается, есть старая мать в Пуатье, которая вдруг страстно возжелала увидеть сына. И передал на время свою тележку некому мсье Морису – именно так ему представили Ежи. Иначе, конечно, его бы просто прогнали бы от театра.

В четыре часа я оплатил счет и неторопливо направился ко входу в театр. Купив цветы – не у Ежи, а у какой-то бойкой девицы, – со скучающим видом расположился чуть в стороне от входа и начал глазеть на кокетливых девушек, совершавших променад по бульвару. Погода была холодной, но солнечной, и парижанки пользовались случаем, чтобы и себя показать, и поглазеть на других.

И вот, наконец, на перекрестке Рю Вьей дю Тампль и бульвара дю Тампль показался кортеж так называемого императора. Точнее, там и было-то всего лишь четверо: сам Наполеончик, какой-то белобрысый человек в партикулярном платье и, чуть поодаль, двое гвардейцев, которые, подкручивая усы, больше поглядывали на дам, чем наблюдали за императором. Я делал вид, что занимаюсь тем же самым, но боковым зрением следил за кортежем. И, когда они подъехали ко входу, один из гвардейцев спешился, чтобы купить цветы для «императора».

В этот самый момент я выхватил «Лефоше» и сделал первый выстрел, а менее чем половиной секунды позже послышался второй – из револьвера Ежи.

12 декабря (30 ноября) 1854 года.

Вена. Шёнбруннский дворец.

Министр иностранных дел Австрийской империи граф Иоганн Бернгард фон Рехберг-унд-Ротенлёвен

Срочный вызов к императору не стал для меня неожиданностью. Мои люди доложили мне, что вчера его посетил Ансельм Саломон Ротшильд, фактический глава клана венских банкиров. О чем они говорили, к сожалению, узнать не удалось. Но не просто же так еврей, хотя и очень богатый, будет рваться поговорить с императором?

Франц Иосиф был взволнован, но тщательно скрывал от меня свои чувства. Разговор сначала зашел о выводе наших войск из Дунайских княжеств.

– Граф, это очень для нас неприятно, – сказал он, – но, как это часто бывает, даже из неудач можно извлечь некую пользу.

– Какую именно? – мне стало любопытно узнать, к чему клонит этот самонадеянный юнец.