Увидев Васю, я ему чуть заметно кивнул и показал глазами на цветочников. Он все понял и тоже чуть склонил голову. Хоть я и ожидал нечто подобное, но лишь в последний момент заметил, как один из зрителей переложил букет в левую руку и что-то выхватил из-за отворота своего пальто. Инстинктивно я заслонил собой императора, одновременно услышав выстрел. Потом меня сильно ударило в бок. Я успел упасть вместе с Наполеон-Жозефом на мостовую одновременно со вторым выстрелом – на этот раз стрелял один из цветочников.
Я быстро выхватил пистолет, но на том месте, откуда по нам стреляли, видны было лишь клубы порохового дыма, медленно рассеивавшегося в воздухе. Мне не хотелось стрелять в толпу, стоявшую у театра. Зато Вася успел-таки выстрелить в цветочника. Тот взвыл от боли, выругался по-польски и упал на землю. Пуля попала ему в колено, и киллер был полностью обездвижен.
Откуда-то сбоку раздалось еще два выстрела. Видимо, покушавшийся стрелял наугад: одна пуля повалила гвардейца, державшего лошадей, другая задела девушку-цветочницу, у которой второй гвардеец покупал букет цветов.
Услышал топот, Вася ломанулся за убегающим, а гвардеец навалился на лежавшего на земле подстреленного цветочника. Я же решил остаться рядом с императором, прикрывая его своим телом. Ведь под моей верхней одеждой был пусть легкий, но все же бронежилет.
Люди, стоявшие у театра, наконец пришли в себя и стали с воплями и визгом разбегаться кто куда. А по бульвару галопом мчались к нам конные жандармы. Увидев меня, один из них наставил на меня пистолет и заорал:
– Именем императора, вы арестованы!
Наполеон-Жозеф, высунув голову из-под моей руки, крикнул сверхбдительному жандарму:
– Отставить! Это мой друг, майор Ленц. Он спас меня от убийц. Лучше проверьте, что с сержантом Делоне. И с девушкой-цветочницей.
– А что с вами, мой император?
– Со мной все в порядке. А вот если бы не майор, то лежать бы мне здесь убитым…
Один из жандармов подал мне руку, и я, пошатываясь, встал на ноги. Очень болел бок: безоболочечная свинцовая пуля, к моему счастью, бронежилет не пробила, но наверняка завтра у меня на боку будет огромный синяк. Я собрался было отправиться в пассаж, по которому, как мне казалось, убежал стрелок, но тут вернулся Вася. Жандармы хотели схватить его, но я остановил их:
– Это наш человек. – И, перейдя на русский, спросил: – Вася, что со вторым стрелком?
– Похоже, что у него там был сообщник с лошадьми. Я пробовал стрелять им вслед и, кажется, ранил одного из них – уж не знаю, его или сообщника… Но они ушли.
К счастью, в седельной сумке у меня была аптечка, и Вася перевязал цветочницу – оказалось, что она жива и просто находилась в обмороке. У нее была прострелена нога, но пуля кость не задела. Мне показалось, что, когда Вася, задрав юбку, бинтовал ее изящную ножку, девица, несмотря на ранение – женщины, они всегда женщины – бросала на него весьма многообещающие взгляды. Он улыбнулся ей в ответ и явно не спешил закончить медицинскую процедуру.
«Не удивлюсь, если Вася возьмется всерьез за лечение пострадавшей и непременно пропишет ей постельный режим», – подумал я и подмигнул доморощенному санинструктору.
Император был цел и невредим, разве что я его немного помял, когда повалил на брусчатку.
– Эжен, – заявил он во всеуслышание, – вы спасли мне жизнь. А я не из тех, кто забывает подобное и остается в долгу. Вы ведь помните, что по отцу я корсиканец. И теперь вы навеки мой друг.
– Мсье император, – улыбнулся я. – Я счастлив, что вы остались живы. А пока, если вы позволите, я допрошу пойманного стрелка.
Тот, понимая, что дела его плохи, и не думал отпираться. Он сразу же сообщил мне свое имя, имена сообщников и адрес квартиры Вечорека, на которой, по его словам, должен был находиться Качковский. Я хотел отправиться туда лично, но император попросил меня вернуться с ним в Тюильри, а в адрес, куда бежали поляки, послал наряд жандармов.
Вскоре двое из них прибыли в Тюильри и доложили, что квартиру они нашли, но меткими выстрелами из ее окна были убиты двое из них, а стрелок, судя по всему, ушел через черный ход. Зато на полу был обнаружен труп человека с перерезанным горлом, которого соседи опознали как Лукаша Вечорека, поляка по национальности. Кроме того, в ванной комнате были найдены окровавленные тряпки – видимо, Вася все же подстрелил этого Качковского.
Дальнейший допрос Моравецкого – так звали «цветочника» – дал некоторые результаты. Выяснилось, что один раз он видел Качковского в компании человека, который говорил по-французски с легким акцентом, причем явно не польским. Моравецкий смог его достаточно хорошо описать, и император, который присутствовал при допросе, помрачнел:
– Или я очень ошибаюсь, Эжен, или это лорд Каули, посол Соединенного Королевства в Париже. А он, увы, обладает дипломатической неприкосновенностью.