– Жаль, – произнес я, а про себя подумал, что неприкосновенность неприкосновенностью, но ничто не помешает нам познакомиться с ним, скажем так, в неофициальной обстановке. Вот только Наполеон-Жозефу об этом лучше не знать. Тем более что если его вдруг хватятся, то решат, что он бежал после покушения на императора. Вот только нужно все сделать очень быстро, а то вдруг он и правда сбежит из Парижа.
– Граф, я понимаю ваше волнение, – русский посол Горчаков был абсолютно спокоен, несмотря на то что сведения, которые я ему сообщил, должны были не на шутку его встревожить. – Я предполагал, что те, кому не по душе усиление России, не успокоятся и сделают все, чтобы помешать нам утвердиться на Босфоре.
Мы с князем Горчаковым договорились о встрече в этом любимом всеми венцами парке, чтобы обсудить то, что мне вчера заявил император во время прощальной аудиенции. Конечно, это можно было посчитать не вполне порядочным поступком с моей стороны, если, конечно, исходить с точки зрения государственных интересов Австрии. Но, с другой стороны, если Францу Иосифу удастся осуществить то, что насоветовали ему Ротшильды, то, боюсь, от нашей бедной державы мало что останется.
Мне было известно, что народы, населяющие Священную Римскую империю, ненавидят друг друга. И в том случае, если мы начнем сеять смуту в землях, которые входят в сферу интересов России, русские вполне могут ответить нам тем же. И тогда нашей империи придет конец.
Я осторожно спросил у князя Горчакова, как поступит император Николай, если Франц Иосиф откажется подписывать договор, текст которого был уже практически согласован.
– Боюсь, граф, что тогда мне придется покинуть Вену, – развел руками Горчаков. – Ведь подобный поступок покажет, что император Франц Иосиф по-прежнему враждебно настроен в отношении России. И все дальнейшие разговоры о воссоздании Священного Союза трех монархов абсолютно беспочвенны.
– Князь, не означает ли это, что Россия после вашего отъезда в Петербург объявит войну Австрии? – с дрожью в голосе спросил я у Горчакова.
Русский посол промолчал и лишь пожал плечами. Дескать, подобные вопросы может решать лишь император Николай I. Мне вдруг стало нехорошо.
– А вы знаете, что еще сказал мне император? – произнес я, посмотрев Горчакову прямо в глаза. – По его сведениям, в самом ближайшем времени в Париже может произойти покушение на Наполеона IV. И тогда политика Франции резко поменяет курс.
– Это покушение уже произошло, – спокойно сказал Горчаков. – Вчера вечером в Париже неизвестные – как мне сообщили, это были какие-то поляки – стреляли на бульваре дю Тампль во французского императора. К счастью, он остался цел и невредим. Одного из покушавшихся удалось задержать. Думаю, что вскоре нам станет известно, кто именно был организатором этого покушения. Сомневаюсь, что в случившемся будет найден австрийский след, но если его все же обнаружат…
Горчаков пристально посмотрел на меня сквозь линзы своих очков. Я вдруг почувствовал, как по моей спине вдруг потекли струйки холодного пота. Известие о покушении на французского императора ошеломило меня. Только откуда князь узнал о нем? Впрочем, со вчерашнего дня я больше не министр иностранных дел, и мне уже не докладывают о письмах и телеграммах наших послов. А наши газеты, похоже, еще не получили никакой официальной информации об этом покушении.
– Да, граф, в Париже приняли чрезвычайные меры: власти задержали отправление всех поездов и дилижансов, а также прекратили на время прием и передачу телеграмм. Император Наполеон IV не желает, чтобы в стране начались паника и волнения. А пока жандармы ищут сообщников злодеев.
– Знаете, князь, – я наконец решился на поступок, о котором долго думал после своей вчерашней отставки, – мне, наверное, есть смысл уехать из Вены в Петербург. Там сейчас находятся люди, которые лучше всех в Европе понимают, чем может закончиться эта идиотская война, явно затеянная в угоду Ротшильдам. Да и графу Фикельмону с его очаровательной супругой тоже лучше не спешить возвращаться домой. Вряд ли ему будут рады на Балльхаусплац[107]. Пусть они останутся в Петербурге. Там они будут в безопасности, в то время как в Вене русофобы постараются максимально осложнить им жизнь.
Мой собеседник понимающе кивнул головой: