Тургенев

Некрасов был заинтересован в общении с Тургеневым и как редактор «Современника», беллетристический отдел которого в эпоху «мрачного семилетия» сильно прихрамывал и держался в значительной степени на «Записках охотника» и тургеневских повестях. Во всех письмах Некрасова к Тургеневу этих лет звучит один настойчивый мотив побуждения к сотрудничеству в журнале:

«Любезный Иван Сергеич! Хотя и мало надеюсь, чтоб Вы уважили мою просьбу, но так как к ней присоединяется и Ваше обещание, то и решаюсь напомнить Вам о «Современнике». Сей журнал составляет единственную, хотя и слабую и весьма непрочную, но тем не менее единственную опору моего существования, — поэтому не удивитесь, что я уже приставал часто и ныне пристаю к Вам с новою просьбою не забыть прислать нам, что у Вас написано, <...> и поскорее: верите ли, что на XI книжку у нас нет ни строки, ничего — ибо даже уже и «Мертвое озеро» иссякло». Случалось, что перед выходом в свет «Современника» цензура запрещала к публикации добрую треть материала, и Некрасову приходилось проявлять невероятную изобретательность, чтобы спасти журнал от катастрофы. Именно в этот период он совместно с А. Я. Панаевой пишет два объемных романа «Три страны света» и «Мертвое озеро», призванные заполнять запрещенные цензурой страницы журнала.

«Присылай свою статью о книге Аксакова. Мы спрашивали о тебе, и нам сказано, что ты можешь писать и печатать, — обращается Некрасов к Тургеневу во время спасской ссылки. — Если бы ты нам прислал рассказ (например, «Переписку») — это теперь нам принесло бы более пользы, чем целый роман другого автора».

«В проезд мой через Москву слышал я от В. Боткина и Н. Кетчера ругательства твоему роману («Два поколения». — Ю. Л.). Эти люди таковы, что коли ругать, так ругать, а хвалить, так хвалить, — и меня не удивила резкость их отзывов; но меня удивил выбор судей с твоей стороны: как Боткин, так и Кетчер очень мало понимают в этом деле».

После спасской ссылки между Тургеневым и Некрасовым возникла дружеская близость. «Я дошел в отношениях к тебе до такой высоты любви и веры, — пишет Некрасов, — что говаривал тебе самую задушевную мою правду о себе. Заплати и мне тем же». Некрасов очень ценил эстетический вкус Тургенева и часто отдавал ему на суд свои стихотворения: «Я знаю, как у тебя тонок глаз на эти вещи», «кроме тебя, я никому не верю».

И Тургенев в эти годы проявлял искреннюю заинтересованность поэтическим творчеством Некрасова, во многом содействовал изданию сборника его стихов 1856 года, о котором сказал: «А Некрасова стихотворения, собранные в один фокус, — жгутся». В беседах с друзьями и знакомыми он часто защищал Некрасова от нападок эстетической критики. «Некрасов, которого Вы так не любите, написал несколько хороших стихотворений, особенно одно — плач старушки по умершем», — сообщает Тургенев С. Т. Аксакову.

Некрасов часто рассказывал Тургеневу о своей жизни, о детстве в Грешневе, о деспотизме отца и благотворном, просветляющем влиянии матери, о петербургских мытарствах. «Твоя жизнь именно из тех, которые должны быть рассказаны, — убеждал Тургенев Некрасова, — потому что представляет много такого, чему не одна русская душа отзовется». Деятельное участие Тургенева в журнале «Современник» вдохновляло Некрасова, и когда в 1855 году он собрался за границу на лечение, у него было желание передать «Современник» в руки Ивана Сергеевича.

В Спасском большую часть времени друзья проводили на охоте. У Некрасова начиналась тяжелая болезнь горла, он совершенно потерял голос, часто впадал в отчаяние, считая, что дела его плохи и дни жизни сочтены. Тургенев, как мог, поддерживал падающего духом товарища и в то же время замечал, какое чуткое, отзывчивое к чужому страданию и боли сердце бьётся в его груди. Однажды на охоте Некрасов прошептал Тургеневу начало своей поэмы «Саша»:

Словно как мать над сыновней могилой,
Стонет кулик над равниной унылой.

Пахарь ли песню вдали запоет —
Долгая песня за сердце берёт... 

Одновременно и Тургенев задумал новое произведение — о культурном дворянине, о той роли, которую он призван сыграть в жизни России. Выдержит ли русское дворянство предназначенную ему историческую роль? Очевидно, эти разговоры в преддверии общественного подъема 60-х годов были очень оживленными с обеих сторон: и роман «Рудин», и поэма «Саша» рождались в тесном и заинтересованном общении писателей друг с другом. Не случайно сюжеты их во многом перекликаются, а Некрасов сопровождает «Сашу» дружеским посвящением И. С. Тургеневу.

Некрасов верил в огромный талант Тургенева, считая, что «он в своем роде стоит Гоголя», и способен «дать нам идеалы, насколько они возможны в русской жизни». Он даже собирался написать о тургеневском творчестве критическую статью: «Может быть, скажу что-нибудь, что тебе раскроет самого себя как писателя».