Тургенев

О барышня моя… В тени густой
Широких лип стоите вы безмолвно;
Вздыхаете, над вашей головой
Склонилась ветвь… а ваше сердце полно
Мучительной и грустной тишиной.
На вас гляжу я: прелестью степной
Вы дышите — вы нашей Руси дочь…
Вы хороши, как вечер пред грозою,
Как майская томительная ночь…

Во взгляде ее поэт видел

Возможность страсти горестной и знойной,
Залог души, любимой божеством.

Но богатые душевные задатки Параши бесплодно завяли, растворились в мещанском счастье случайного замужества. Ее избранник оказался посредственностью.

Мне жаль ее… быть может, если б рок
Ее повел другой, другой дорогой…
Но рок, так всеми принято, жесток;
А потому и поступает строго…

Летом по возвращении в Петербург Иван Сергеевич был зачислен на службу в канцелярию министерства внутренних дел в чине коллежского секретаря. Но служба совсем не интересовала Тургенева — он всячески манкировал ею, к неудовольствию Владимира Даля. Весьма неаккуратно посещая департамент, Тургенев проводил здесь время главным образом за чтением романов Жорж Санд, писал стихи, рассказывал анекдоты.

Числясь на службе, он прожил почти все лето 1843 года в Павловске, где его видели иногда «на музыке, в вокзале» в обществе водевилиста и прозаика Владимира Соллогуба. Оба они резко выделялись в толпе благодаря своему высокому росту и лорнетам.

Извещая Павла Бакунина о том, что он живет в Павловске «для бóльшего уединения», Тургенев добавлял: «Гуляю, пью крейцбрунн, ношу зеленый зонтик на глаза и пользуюсь сносным здоровьем».

Общение с Владимиром Ивановичем Далем за тот промежуток времени, когда Тургенев с грехом пополам служил под его начальством (1843–1845 гг.), не могло пройти бесследно для его писательской работы. Судя по некоторым косвенным признакам, беседы с Далем и изучение его произведений подсказали Тургеневу, какие огромные богатства может почерпнуть наблюдательный писатель в гуще народной жизни. И очень может быть, что обращению Тургенева к прозе и выбору жанра в известной мере способствовало знакомство с Далем.

Недаром в статье «О повестях, сказках и рассказах казака Луганского» (псевдоним В. Даля), написанной Тургеневым в конце 1846 года, он весьма сочувственно говорит о творческом методе этого писателя и о характере его дарования.

Владимира Даля очень интересовало все, что касалось народного быта, языка, сказок, пословиц. «Пользуясь своим положением, — пишет Д. Григорович в воспоминаниях, — он рассылал циркуляры ко всем должностным лицам внутри России, поручая им собирать и доставлять ему местные черты нравов, песни, поговорки и проч.».

Таким образом, собирание Далем материалов проходило отчасти на глазах у Тургенева, и, вероятно, Даль не мог не познакомить его с этими сокровищами, накопленными за многие годы, как знакомил он с ними в сороковых годах Д. Григоровича. Последний рассказывал, как охотно давал ему Даль переписывать все, что казалось интересным.

ГЛАВА XII ДРУЖБА С БЕЛИНСКИМ

Около пяти лет длилась дружба Тургенева с Белинским, и только смерть великого критика в 1848 году оборвала ее. Благодаря близости с ним Тургенев вошел в круг петербургских литераторов и стал одним из активных сотрудников «Отечественных записок», а затем в 1847 году и обновленного «Современника».

До знакомства с Белинским литературная деятельность Тургенева носила более или менее случайный и несколько дилетантский характер. Белинский заставил его взглянуть на писательское дело по- иному.

Авдотья Панаева рассказывает в своих воспоминаниях о том, как однажды «досталось» Тургеневу от Белинского в 1843 году (то есть в самом начале их знакомства), когда Белинский узнал, что Тургенев считает унизительным брать деньги за свои сочинения и предпочел бы дарить их редакторам журналов.

— Так вы считаете позором сознаться, что вам платят деньги за ваш умственный труд? Стыдно и больно мне за вас, Тургенев! — корил его Белинский.

В дальнейшем Иван Сергеевич уже никогда не высказывал таких странных взглядов на писательский труд.

В семье ему прививали пренебрежительное отношение к литературной работе.

— Писатель… Что такое писатель? — говорила Варвара Петровна. — L’écrivain ou gratte-papier est tout un. (Писатель и писарь — одно и то же.) И тот и другой за деньги бумагу марают… Дворянин должен служить и составить себе карьеру и имя службой, а не бумагомараньем.

В сороковые годы, которые прошли для Тургенева под знаком дружбы с Белинским, он становится литератором и даже журналистом, тогда как прежде был только поэтом.