Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

Как образец содержания записок осведомителей этот раздел открывают два документа. Один из них является прошением жителя Ташкентского уезда Ураз-бая Туякбаева туркестанскому генерал-губернатору, в котором изложена жалоба осведомителя на Насреддин-ишана Машрафхан-ишанова. Последний якобы читал «антиправительственные проповеди» (содержание «проповеди» изложено в версии осведомителя). Однако после проверки этих сведений по поручению начальника города полковника Завиткевича было составлено донесение (это второй документ раздела), в котором сообщается, что данные доноса не подтвердились и составлены братом Насреддин-ишана. Причины ложного доноса не объяснены, однако за Насреддин-ишаном на всякий случай установлено наблюдение. Как видно, даже после подтверждения недостоверности доноса настороженность администрации сохранилась. Причем большинство агентурных сведений, сосредоточенных в этом же деле/папке^[531], также не подтверждались, либо подтверждались частично. Возникали и другие проблемы взаимоотношений чиновников из полиции с агентурой из местных жителей, о чем пишут самые высокопоставленные чиновники.

Таким образом, система слежек и доносов не была надежным источником для вынесения достоверных заключений о «состоянии умонастроений» в обществе. Тем не менее она продолжала существовать и развивалась (судя по другим документам в этом разделе), пожирая ресурсы (в документах указываются суммы), а самое главное, еще больше демонизируя негативные образы «неблагонадежных мусульман». В обычных «преамбулах» рапортов и донесений на самых высоких уровнях заметны идеологические штампы, так сильно влияющие на принятие решений. Например, судя по публикуемым письмам генерал-губернатора Духовского, конечная цель разведывательной деятельности – выработать действия, которые призваны «содействовать постепенному ослаблению ислама».

Кроме того, в охранном отделении Туркестана причину возбуждения «антирусских настроений» в Бухаре видели в экономических и социальных проблемах внутри ханств. Так, начальник Туркестанского районного охранного отделения писал директору Департамента полиции, что «возрастающее антирусское движение обращается также и против эмира как ставленника русского Правительства… произвол туземной администрации и непомерные поборы с местного населения распространяется и на Россию, так как многие убеждены, что деньги идут в пользу русских». В целом он полагал, что «жандармского надзора внутри ханств» достаточно.

Однако высокопоставленные чиновники в метрополии вносили свои коррективы в цели и направления разведывательной деятельности в Туркестане. Военный министр В. А. Сухомлинов настаивал на том, что «организуемый в ханствах розыск, подобно общеимперскому, должен быть по преимуществу политическим, т.е. прежде всего направлен на разоблачение и исследование местных явлений противогосударственного характера». В. А. Сухомлинов считал нежелательным организацию «жандармского надзора» внутри ханств, полагая, что это может «скомпрометировать само дело и послужить только лишь во вред русской государственности». Он же призывал улучшить работу имеющейся агентуры, менять ее, оптимизировать саму службу и т.п. Против «жандармского надзора» внутри Бухары возразил так же МИД.

И, конечно, значительная ответственность за усиление панисламизма в Средней Азии была возложена на Афганистан и Турецкую империю, точнее на их агентуру. Однако судя по публикуемым документам и тем, которые хранятся в тех же папках, прямых доказательств о связи пойманных «агентов» (их немного!) со своими правительствами доказано не было.