Туркестанские повести

Качает машину по продольной оси. Уходит ночная дорога под колеса. Ровным басом поет мотор. Алеют сигнальные лампочки переднего автопоезда. Бегут, бегут воспоминания от первого дня солдатской службы к нынешнему. А что будет завтра? Скоро праздник — день рождения армии. Подведут итоги соревнования. Успею ли сдать зачеты на третий класс? Спрашиваю об этом у капитана.

— Примем, обязательно примем, Кузнецов, — отвечает он. — У молодых — за третий, у старослужащих — за второй и первый. А потом двинемся к новому рубежу. Вы с какого года комсомолец?

— В седьмом классе вступил.

— Ого, стаж шесть лет. В кандидаты партии вступать не думаете?

— Рано еще.

— Может, и рано, — соглашается офицер.

Поет монотонную песню мотор, посвистывает носом притулившийся к моему боку Саша, думает вслух Тарусов:

— Быстро летит время. Не успеешь обучить молодых солдат, как надо уже провожать в запас старослужащих. Жалко с ребятами расставаться: отличные специалисты, многие коммунистами становятся. А теперь новый указ: солдаты с высшим образованием будут служить всего один год. Только успевай встречать да провожать…

Капитан вздохнул.

— Да, скоро годовщина Советской Армии, Кузнецов. Чем ее встретим, а?

— Дальнейшим повышением боевой и политической подготовки и укреплением воинской дисциплины, — неожиданно выпалил заученную фразу Новиков.

— А-а, проснулся!

— У меня вроде автоматического реле в мозгах: надо за руль садиться — проснулся, надо беседу на партийную тему послушать — вскочил. А то ведь что получается? Один лектор и один слушатель. Теперь нас двое, можно и «птичку» поставить: «Проведена разъяснительная работа с рядовыми Кузнецовым и Новиковым…»

Тарусов засмеялся:

— Спасибо, что подсказали, а то, пожалуй, позабыл бы про «галочку».

— Ясное дело, советники никому еще не были в тягость. — Саша чиркнул спичкой и важно прикурил.

— Садись-ка, советник, за руль, а то я что-то устал.

Мы поменялись местами. Закрыв глаза, я думал о командире батареи. Нет, Горин был не прав, когда разглагольствовал об офицерах. Вот хотя бы Тарусов. Не герой он, как мой отец, и не полковник, а все уважают его. И службой не тяготится, не думает о том, «что день грядущий мне готовит». Живет и работает человек в полный размах души. Нет, не прав был Григорий.

Глава двадцать первая

Хорошо было, по-настоящему празднично на душе. И не только у меня: получили повышение в звании Кузьма, Галаб, Саша Новиков; первый знак солдатской доблести засверкал на груди моих сверстников — специалистов третьего класса; щедрый февраль одарил ребят грамотами, кое-кого — краткосрочными отпусками и всех — поздравительными письмами, открытками, телеграммами.

А Люда такой номер выкинула, что я бы никогда не додумался, — заметку, вернее, письмо в окружной газете опубликовала — «Слово к солдату».

«Дорогая редакция! В День Советской Армии хотелось, чтобы голос мой услышал рядовой Володя Кузнецов. Знаю, что труд ракетчика не легок, но он нужен Родине. Коммунизм строить и защищать нам, молодым. Так служите честно, дорогие друзья, а мы, как поется в песне, вас подождем. Л. Васильева».

— Ну вот, а ты ныл, — подмигнул Саша Новиков. — На весь округ оповестила: «Люблю, жду!» Это, брат, очень ценить надо. Не у каждого есть такая смелая Дездемона.

Оглохший от радости, я не слушал его болтовню.

Да, хорошо было на душе, по-настоящему празднично в день рождения армии. И вдруг ЧП…

Это случилось в марте, в самом начале весны. Мы хлопотали около пусковой установки. Вдали неожиданно раздался взрыв… Марута бежал от площадки и кричал:

— Пожа-ар!.. Бытнова… Бытно-ова убило-о-о!..

Тревога выхватила ребят со дна ракетного окопа. Из-под навеса, где стояли емкости с горючим, вырвался дымный султан. Пламя лизало боковины брезента. Взвыла сирена. К месту бедствия ринулись противопожарная машина, «санитарка», спешили офицеры, солдаты. Из круговерти огня и дыма вырвался крутолобый тягач, похожий на разъяренного буйвола. На брюшине учебной ракеты и каркасе полуприцепа плясали языки пламени, будто искали место неуязвимей, чтобы лизнуть его и поднять в воздух взорванные останки.

Надсадно выла сирена, кружился на месте, исходя истошным криком, не столько обожженный, сколько перепуганный Марута, мчались сигналящие машины, топали вразнобой солдатские сапоги. Беда: пожар… Бытнов…

— К машине! — отрывисто бросил расчету старший сержант Назаров. Каким-то чудом в руках Галаба и Жени Попелицына оказался чехол с нашей ракеты.

— Набрасывай!

А как набрасывать, если все ощетинилось огнем?

Галаб прыгнул на полуприцеп.

— Давай чехол! — крикнул он.

— Кузнецов! Какого черта танцуешь? Помогай!

Это Новиков. Проглотив «черта», кидаюсь вместе с ним в буйство пламени.

— Песком, песком сбивайте огонь! — кричит Галаб.