Турмс бессмертный

Дориэй поднялся и, гремя доспехами, принялся расхаживать по пиршественном залу в доме Танаквиль. Наконец он остановился перед Дионисием и, глядя на него в упор, произнес:

— Последний раз спрашиваю тебя, Дионисий из Фокеи: ты окончательно решил плыть в Массалию, забрав с собой всех людей и прекратив борьбу за свободу?

Дионисий очень удивился и ответил вопросом на вопрос:

— Дориэй, нам подавали мало вина, неужели тебе хватило его, чтобы опьянеть? Или это я устал и потому не понимаю тебя?

Тут Дориэй не на шутку разозлился. Вскинув голову, он топнул ногой и возопил:

— Турмс и Микон — вы свидетели! Этот хвастун оскорбил мой дом и мою жену!

Поняв, что Дориэй ищет предлог для ссоры, Дионисий улыбнулся и добродушно спросил:

— Все еще дает знать о себе тот удар веслом по голове, что ты получил в битве у Лады? Чем я оскорбил твой дом, если, конечно, это твой дом, и твою жену, если Танаквиль и впрямь твоя жена?

— Нет, вы только послушайте, что он говорит! — возмутился Дориэй. — Да ведь он назвал мою жену потаскухой!

Дионисий, нахмурившись, встал:

— Так не годится, Дориэй. Объяснись — или же наш спор придется разрешать Криниппу.

Взор Дориэя блуждал, его душил гнев, когда он прошипел:

— Да, я живу в доме Танаквиль и сплю с ней, а ты обозвал ее потаскухой, потому что у нас не было свадьбы! И ты оскорбил мой дом, потому что заявил, будто тебе дали мало вина. Клянусь моим предком Гераклом, Дионисий, мне до смерти надоели твои намеки!

Обхватив голову руками, Дионисий посмотрел на меня и Микона и с болью в голосе спросил:

— Слушайте, что ему от меня нужно?

Мы с Миконом на всякий случай промолчали. Тем не менее Дориэй понял, что мы не одобряем его, и заговорил более миролюбиво:

— За то, что ты так оскорбил меня, я имею право снять со стены меч и убить тебя на месте, а потом еще и забрать твое имущество и твои корабли, ибо ты смертельно обидел мою жену. Но не такой я человек, Дионисий! Я вызываю тебя на поединок. Победитель получит и корабли, и людей.

— Погоди-ка, — поднял руку Дионисий. — По своей простоте я, верно, не понял тайного смысла твоих речей. Так, значит, ты хочешь, чтобы мы в поединке решили, кто из нас главнее? Что ж, я не против, но неужто ты и впрямь полагаешь, будто сумеешь привести корабли в Массалию?

Терпение Дориэя окончательно лопнуло:

— Слушай, от этой твоей Массалии у меня уже оскомина! Перестань говорить о ней, не раздражай меня! Пожалей мою бедную голову.

— Я же сказал, что тот удар веслом не прошел даром, — заметил Дионисий и посмотрел на Микона, словно ожидая его веского слова.

— Не веслом, а мечом, клянусь Гераклом, и прекрати дразнить меня, не то я не посмотрю на то, что ты мой гость, и убью тебя прямо в своем доме… Так вот, я вовсе не собираюсь в Массалию, потому что хочу заняться Сегестой и Эриксом. Я потомок Геракла и имею право на эти земли. Я готов доказать законность своих притязаний всем карфагенским судьям и непременно сумею убедить их… но только после того, как отстою свое наследство. Однако для этого мне понадобятся твои люди, твои корабли и все наши сокровища. Кстати, сыновья моей жены от прежнего брака уже готовят восстание в Сегесте, а за деньги Танаквиль можно купить союзников среди сиканов в лесах.

— Захватить Сегесту будет нетрудно, — уже спокойнее продолжал Дориэй, — потому что вся тамошняя знать только и делает, что разводит охотничьих собак да развлекается состязаниями нанятых ею за большие деньги атлетов. Взять Эрике будет сложнее, но одна женщина… — он умолк, посмотрел в мою сторону, внезапно покраснел и поправился: — Я хотел сказать — жрица Афродиты… так вот, она знает все подземные ходы и поможет нам захватить храм и дары, приносимые богине.

Я понял, что настал мой черед; вскочив, я дрожащим от гнева голосом вопросил:

— Где и когда тебе удалось переговорить с Арсиноей? Почему она ни словом мне не обмолвилась о ваших планах?

Дориэй не выдержал моего взгляда и опустил глаза.

— Наверное, вы привыкли беседовать о чем-то другом, — попытался он все же защищаться. — И вообще — нам не хотелось тебя беспокоить всякими пустяками. Арсиноя попросту приняла решение за тебя.

Микон долго моргал и мотал головой, прежде чем спросить:

— Простите, а кто такая Арсиноя?

— Женщина, которую ты считаешь Аурой, — это на самом деле похищенная мною в Эриксе жрица Афродиты. Она выдала себя за Ауру, чтобы мы смогли покинуть Эрикс и за нами не выслали погоню.

Микон закрыл лицо руками и опустил голову. Я, желая ободрить, похлопал его по плечу:

— Разве ты забыл, что из-за твоей безудержной тяги к знаниям в Эриксе с Аурой случилось несчастье? Ведь ты сам возложил ее тело на погребальный костер.

Глядя на меня сияющими от счастья глазами, он воскликнул:

— Так, значит, это правда?! Слава богине! А я-то думал, что меня посещают пьяные видения! Я не хотел рассказывать о них даже вам, своим друзьям, — ведь я мужчина, и к тому же врач! Итак, я снова свободен! Да будет благословен прах Ауры! Я словно заново родился!

От радости он вскочил на ноги, прошелся в танце вокруг стола, хлопнул в ладоши и, громко рассмеявшись, сказал: