Турнир самоубийц

Ульрик открыл один глаз и увидел злющую Джен. Без маски. Зрители махали с трибун и что-то кричали. Он сунул руку в карман, достал звуконепроницаемый футляр. Неприятностиметр встретил хозяина радостным писком. Устройство было цело и невредимо, на белоснежном корпусе – ни царапинки. Слава богу! А как Ульрик обрадовался Белинде! Восторг и счастье переполняли его. И почему они раньше не ладили? Она ведь такая душка, лучшего начальника не найти! Ульрик направился к Белинде, дабы сообщить ей, что она душка, и заодно расцеловать.

Джен схватила Ульрика за фалды фрака, не дав сдвинуться с места. Но Белинда подошла сама. Неприятностиметр распищался дальше некуда. И что ему не нравится? Вон, как заразительно улыбается Белинда. Ульрик сунул неприятностиметр в футляр, чтобы не мешал.

– Вы не переоделись? – Сбоку вырос телетранслятор, с экрана глядел чернявый субъект с шевелюрой на косой пробор.

Ба, да это ж Грэхем!

– Белинда настояла, чтобы вы дали показания сейчас, – тараторил адвокат. – От сегодняшнего дня зависит многое, не подведите. И почему вы постоянно ходите во фраке, у вас другой одежды нет?!

Вокруг выросло несколько телетрансляторов, закрыв их от толпы. Ульрик словно оказался в комнате кривых зеркал, где видел вместо своего отражения мужчин и женщин в деловых костюмах. Они педантично называли фамилии с должностями, пока Ульрик, не менее педантично, их забывал.

– Мы отрываем вас от чего-то важного? – спросил мужчина с напомаженными волосами, уставясь на фрак.

Ульрик покачал головой. Белинда встала рядом с типом в твидовом пиджаке, а тот вдруг сдернул с носа очки и принялся яростно тереть линзы платком, отчего Ульрика посетило неприятное дежавю. Дышать стало труднее. Не понимая, зачем он это делает, Ульрик щелкнул пальцами, проверил, на месте ли печать.

– Мистер Вайтфокс, клянетесь ли вы говорить правду, одну только правду и ничего кроме правды? – спросила темноволосая женщина в очках с огромными стеклами и маленьким острым носом, похожая на сову.

Ульрик кивнул.

– Нам будут помогать Херберт и Элберт, ассистенты, – объяснила «сова». – Господа, прошу.

Телетрансляторы расступились, пропустив коротышку с кинокамерой на штативе-треножнике. Установив аппарат, он начал возиться с объективом. Следом мимо экранов протиснулся тщедушного вида паренек с бородавкой на длинном носу. В руках он держал поднос, на котором стояли две чайные чашки, кофейник, лежала подушечка, из которой торчала иголка с ниткой, а рядом пристроились огарок свечи и коробок спичек.

Кто из вновь прибывших Херберт, а кто Элберт, Ульрик понятия не имел.

– От вас требуется провести ряд простых манипуляций, – растолковывал Грэхем. – Два так называемых «брайана» уже прошли экзамен. Дело за вами. Позже результаты сравнят. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?

Ульрика попросили налить кофе. Он взял кофейник, аккуратно пронес его над чашками и налил восхитительно горячий кофе точнехонько в карман рубашки ассистента. Тот вскрикнул от боли и едва удержал поднос. Чтобы исправить дело, Ульрик схватился за спички. Он долго не мог попасть серной головкой по коробку, а когда это удавалось, спички либо ломались, либо гасли.

– Соберитесь, умоляю! – шепнул побелевший Грэхем. – Что с вами?

Прочие адвокаты выглядели слегка озадаченными.

После долгих мучений Ульрику удалось добыть крошечный огонек. Бережно прикрывая пламя ладонью, он пытался зажечь свечу, но всякий раз проносил спичку мимо и в конце концов чуть не оставил Херберта без бровей. Или Элберта.

Не теряя надежды, Ульрик схватился за иголку.

– Достаточно, – вмешался Грэхем. – Ассистент не справляется, продолжим в другой раз.

– Но мне хотелось бы посмотреть, что будет дальше, – возразил господин с напомаженными волосами.

Человек в твидовом пиджаке разразился новым приступом кашля.

– Вы хорошо себя чувствуете? – с тревогой спросила Ульрика «сова».

– Киса, ку-ку, – вдруг выдал он, и сам удивился словам, что слетели с языка.

Адвокаты переглянулись.

– Кажется, телетранслятор неисправен, – натянуто улыбаясь, предположил Грэхем. – Какие-то помехи.

– Все десять? Разом? – нахмурился тип в твидовом пиджаке.

– Киса, ты абидилась? – поинтересовался Ульрик.

– Вы понимаете, что находитесь под присягой? – сдвинула брови «сова».

– У тебя есть паринь? Он веселый штрих?

Стенографистка бодро стучала по клавишам печатной машинки. Грэхем увлеченно распространялся о магнитных бурях, вызывающих помехи в связи по всей стране.

– Думаю, мы выяснили, что хотели, – сказала «сова». – На этом можно закончить. Если истцу больше нечего добавить к сказанному, конечно.

Все взгляды обратились к Ульрику.

– А ты умеиш р-р-р? – беспомощно спросил он.

– Прекрасно. Благодарю за внимание.

Грэхем был вне себя. За время беседы его рука, кажется, успела прирасти к лицу. Ульрик не понимал, что не нравится адвокату: его коллеги то и дело довольно улыбались и переглядывались, словно поздравляли друг друга, а больше всех сияла Белинда.

Не успел Блинч толком рассказать о следующем испытании, как с трибун к Блуждающей Башне кинулись люди, захлопали выстрелы.