Когда громоздкий ящик, обмотанный цепью, заходил ходуном, а изнутри раздался утробный то ли вой, то ли плач, стоявший рядом человек щелкнул кнутом. Щелчок эхом пронесся по подземелью, а великанша мадам Максим поморщилась то ли от звуков, то ли от запаха.
— Я оказала вам большую честь и доверие, открыв местонахождение замка, — произнесла она.
— Не пытайтесь сбить цену, мэм, — ответил браконьер. — Я единственный в стране, кто мог достать такое. И единственный в мире, кто согласился бы везти такое через границу и остаться незамеченным. Секреты Шармбатона меня не интересуют, что там по деньгам?
— Мсье Моран, это грабеж, — прогудела великанша, но все же швырнула к ногам браконьера мешок с монетами. В ладони мадам Максим мешок казался не больше кошеля, но, упав к ногам стоявшего у ящика мужчины, оказался не менее чем в половину телеги шириной.
— Подождите! — окликнула растерянная мадам, когда браконьер, подхватив мешок, направился к лестнице и оставил ее один на один с ящиком, где изнывало невесть от чего невиданное чудовище. — Подождите! Что мне с ним делать?
— А я почем знаю? — фыркнул браконьер. — Да вы не бойтесь, это детеныш.
Ящик с детёнышем вдруг снова загремел, а существо внутри разразилось рыком.
Великанша осторожно присела у ящика, доходившего ей до коленей, и предприняла попытку, приподнять на ящике плотную холщовую ткань, осторожно подцепила пальцем край. Тут же встрепенувшись, потому как над ухом что-то тихонечко зашумело, мадам Максим с остервенением отмахнулась от чего-то маленького, похожего по быстрому соприкосновению ладонью, на докси.
Но, услышав, как докси совсем несвойственно пискнула над головой, и тут же подняв взгляд, директриса Шармбатона смогла разглядеть в свете факелы большого кенара. Кенар, поблескивая золотым оперением, радостно щебетал, кружа над головой великанши, но сдавленно пискнул, когда большая ладонь сжала его, едва не раздавив.
Аккуратно держа в кулаке бьющуюся птицу, мадам Максим погасила палочкой огни подземелья и зашагала к лестнице. И в узком проходе к ступеням чуть не задела локтем длинный нос Скорпиуса Малфоя, который тот просто не мог не сунуть в скандалы и интриги Турнира Трех Волшебников.
Лишь когда шаги великаншы и визг кенара стихли, Альбус щелкнул себя волшебной палочкой по макушке, снимая Дезиллюминационные чары.
Скорпиус был бледен так, будто эти чары делали его примерно одного цвета с беленой стеной.
— Мы в жопе, Ал. У нее моя канарейка.
— Так, — шептал Альбус. — Что ты превратил в канарейку?
— Фамильный перстень.
— Что? — от восклицания чудище в ящике отозвалось воем. — Ты превратил в чертового летающего шпиона вещицу с гербом Малфоев? Ты идиот?
— Уж прости, что у меня было блестящего с собой, то и превратил, — прошипел Скорпиус в панике.
— Ты понимаешь, что это уже не шутки? Тебя обвинят в… да я даже не знаю, с чего начать: с фальсификации выборов болгарского чемпиона или в шпионаже за французским чемпионом!
— Спасибо, Ал, ты прям охрененный психолог! Умеешь успокоить.
Ящик, в котором томилось чудище, снова затрещал. Цепи звякнули.
— Глянем? — полюбопытствовал Скорпиус, прокравшись тихонечко к ящику.
— Руки не суй. Нет-нет-нет, не надо…
На другом конце подземелья тут же вспыхнул факел, а за ним еще один. Слышались шаги.
— Уходим, — шепнул Альбус, оттянув друга за руку от ящика.
В коридоре, где дрожала, кажется, каждая доска, они едва сумели отделаться от осознания того, что едва не были пойманы за руку. Хотя, учитывая происшествие с кенаром, утверждать нельзя было.
— Я не знал, что ты умеешь следить через канареек, — вдруг протянул Ал, чтоб хоть как-то подбодрить Скорпиуса.
— А, это… Научился в девять, когда надо было приглядывать за четвертой мачехой.
— Ты подглядывал за отцом и мачехой? Боже.
— Фу, — скривился Скорпиус. — Нет, конечно. Я подглядывал только за мачехой. Не в том смысле… она воровала из дома.
Даже вопрос о том, что скрывалось в привезенном браконьером ящике, был вторичен. Проблема с канарейкой занимала все мысли друзей.
— Когда она превратится в перстень?
Скорпиус развел руками.
— Ясно.
На входе в холл, Альбус благо успел юркнуть за постамент и потянуть Скорпиуса за шкирку — мадам Максим стояла к ним спиной, а кенар в ее руке, почувствовав хозяина неподалеку издал свою писклявую песню и изо всех своих крохотных сил пытался вырваться к нему.
Если глупая птица сумела бы выскользнуть из пальцев великанши и радостно полететь к Скорпиусу, это был бы провал провалов.
Ал повернулся к Скорпиусу, надеясь, что тот понял французский говор директрисы и ее заместителя, но Скорпиус покачал головой. Негромкий и очень быстрый французский умела понимать лишь Доминик, которая, как и полагается добропорядочной леди, безмятежно спала в дамских покоях.
— Что они говорят? — прошептала одними губами Рада Илич, держась за Доминик, чтоб не соскользнуть с ее метлы.
Доминик, сжимая тонкое древко бедрами, снова прильнула ухом к приоткрытому витражному окну холла. Слышимость не лучшая — позади бушует ночной ветер, где-то хлопают ставни, да еще и великанша со своими заместителем Пьером говорят негромко.