Турнир

– Стой, где стоишь, и пасть закрой! – огрызнулся Марк, бдительность которого не усыпили сладкие речи. Он заметил приближение противника и в свою очередь еще на шаг отпрянул назад. – В дела наши с Дитрихом своим бабским умишком не лезь! Вот когда с ним вновь встречусь да покалякаю чуток, вот тогда, могет быть, к компании вашей и примкну… А до той поры пшла прочь! Мне от тя ничего не надоть: ни укрытия, ни целения ран. Сам о себе как-нить позабочусь, чай не впервой ножищам моим достается!

Умение быстро оценить ситуацию и принять пусть и не единственное, но все же верное решение всегда в цене, как на войне, так и в мирной жизни. Попытка уговоров не удалась. Ставший пустым и никчемным разговор нужно было заканчивать, притом как можно быстрее. Горлопанящий во все луженое горло разбойник мог перебудить жителей окрестных домов, что было беглецам явно не на пользу, да и если таинственный убийца победил в неравной схватке, то уже отправился по их следу. В распоряжении Милены было всего несколько секунд, чтобы принять решение: либо, рискуя получить увечье, накинуться на бузотера и угомонить его с помощью кулаков; либо отпустить глупца, предоставить его собственной судьбе. К сожалению, самый легкий путь – пристрелить упрямца из арбалета – отпадал. Не к месту и не ко времени раскапризничавшийся паренек нужен был Мартину Гентару живым, да и Дарк Аламез, ради которого они, собственно, и приехали, был бы не в восторге от гибели товарища, с которым долгое время бродил по окрестным лесам. Сами по себе ни потеря пары передних зубов, ни уродливый шрам на красивом лице девушку не страшили. Всего парочка недель питья целебных настоек собственного приготовления, и от отметин не осталось бы и следа, но время было бы упущено, нужный момент для выполнения ее задания безвозвратно утерян, а, следовательно, долгий путь до Мелингдорма оказался бы проделан напрасно.

– Хорошо, ступай, силком держать не буду! – после нескольких секунд молчаливого раздумья изрекла Милена и, чтобы подозрительно смотревший на нее паренек убедился в правдивости ее слов, отошла на пару шагов назад.

– Ну, я пошел… – все еще ожидая подвоха, произнес Марк, так и не выпустивший камня из руки.

– Вали, вали, – небрежно отмахнулась Милена, а затем, демонстрируя собеседнику полнейшую незаинтересованность в его дальнейшей судьбе, повернулась спиной и пошла в противоположную сторону.

Коварство присуще не только политикам, но и всем вставшим на путь афер и интриг. Необычайно наивный для разбойника юноша поверил Милене и уже в следующий миг совершил сразу две грубейшие и глупейшие ошибки. Во-первых, он в свою очередь повернулся к удалявшейся красавице спиной, а во-вторых, выбросил показавшийся ему уже бесполезным булыжник.

В воздухе что-то просвистело. Инстинктивно Марк обернулся и всего за долю секунды до того, как потерял от болезненного удара сознание, увидел несущийся ему прямо в лоб камень. Издав напоследок тихий, сдавленный стон, парень обмяк, но рухнуть на мостовую так и не успел. Быстро подскочившая к трофею Милена подхватила его на руки, а затем, ловко перекинув бесчувственное тело через плечо, отправилась поспешным, уверенным шагом в южную часть города – туда, где находился заблаговременно купленный Мартином Гентаром дом.

Глава 7 Под крылом капризной Удачи

Мартин Гентар был прав, духовная связь между морронами действительно существовала и ощущалась гораздо сильнее родственных или дружеских уз. Стоя над бездыханным телом Фанория, все еще лежавшим на залитом кровью полу трапезной, в том самом месте, где его настигла смерть, Дарк не чувствовал горечи утраты от потери близкого человека иль ненависти к убийце, но его охватило совсем иное, куда более сильное чувство. Оно появилось, как только моррон увидел побелевшее, безжизненное тело и вряд ли прошло бы через несколько дней, недель или даже месяцев после того, как покойного предадут земле.

Дарк Аламез видел множество мертвых тел. Когда Старуха с косой лишь легонечко касалась костлявой рукой лба избранника, а когда и уродовала его земную оболочку, безжалостно рубя живую плоть на куски или поджигая ее. Гибель одних была ему глубоко безразлична, уход из жизни других он тяжко переживал, но еще никогда, даже в тот роковой день, когда погибли все близкие ему люди; в день, когда пала Великая Кодвусийская Стена и умер он сам, моррон не испытывал такого странного чувства.

При первом же взгляде на мертвеца в груди Аламеза воцарилась пустота, как будто враг забрал не только жизнь собрата по клану, но и уничтожил частичку его собственной души, а также иррациональное, необъяснимое стремление немедленно примкнуть к Легиону и более никогда не покидать его рядов, желание находиться рядом с другими морронами, от чьей компании он целых три года добровольно отказывался, желание вместе бороться и побеждать, бок о бок терпеть лишения и неудачи.