История искусства в Малой Азии – это тема, при рассмотрении которой самое важное – оставить в стороне всякую предвзятость. Кое-что в общих чертах уже было сказано об искусстве сельджукского Ирана, но в Малой Азии дело обстоит совершенно иначе. В этой стране более раннее мусульманское искусство отсутствовало, и, следовательно, необходимо было искать ориентиры и модели в старых мусульманских странах, в данном случае в основном в Иране. На самом деле местное искусство в Малой Азии существовало и, как было показано, еще могло производить свои собственные предметы, во всяком случае, мы до сих пор можем видеть древние постройки, созданные местными строителями. Однако, будучи христианским искусством, оно могло лишь придать мусульманскому искусству определенные черты и детали, но никак не общие ориентиры, и трудно понять, в каком количестве в Малой Азии оставались различные местные ремесленники и насколько новые хозяева хотели их нанимать. Среди того небольшого числа случаев, когда нам известны имена архитекторов или мастеров, лишь немногие относятся к местным жителям «Рума», а большая часть является именами мусульман из соседнего Азербайджана. Поэтому иногда приходится слышать, что то, что обычно называется «сельджукским искусством Малой Азии», – это не более чем разновидность иранского или ирано-сельджукского искусства. Однако такой вывод, похоже, заходит слишком далеко. Мы до сих пор видим это влияние в общественных зданиях, видим иранские или тюркские напоминания о Хорасане, но больше всего в них отражаются местные условия в отношении материалов (большое количество камня или дерева), климата (холодные зимы, дождь), конкретный уровень развития общества и возможности для использования инноваций, – все это нельзя даже грубо приравнять к условиям в Иране или Центральной Азии (аналогично Московский Кремль, хотя и был построен под руководством итальянских мастеров, не является произведением итальянского искусства). Короче говоря, хотя мы не отрицаем никаких общих находок в этом вопросе, самое важное – это непредвзятое изучение памятников анатолийского искусства самих по себе, а потом сравнение их с памятниками из соседних провинций и определение специфических особенностей. Что же касается знания, что следует, а что не следует называть турецким в искусстве, которое впитало в себя так много разных, но тесно взаимосвязанных элементов, то это, вероятно, бесплодное занятие. И хотя очень просто представить, насколько это может быть притягательным для граждан современной Турецкой республики, я считаю, что лучше воздержаться от прямого внедрения в те сферы, где это неуместно, в не предназначенные для этого формы патриотизма.
В отношении того, чтобы дать исчерпывающее представление о сельджукском искусстве Малой Азии, ни масштаб этой работы, ни текущее состояние его исследования и интерпретации не позволяют этого сделать. И потому мне, честно говоря, кажется более предпочтительным ограничить эту главу определенными жесткими рамками и наполнить их наиболее запоминающимися иллюстрациями, которые, хотя бы отчасти, покажут тем, кто их увидит, очарование и разнообразие искусства, стоящего того, чтобы знать его и восхищаться им. Более того, отчасти этот вопрос уже был рассмотрен в других работах, где обсуждались специфические особенности некоторых ремесленных приемов; деятельность султанов и их высших сановников в сфере строительства системы крепостей и караван-сараев; роль медресе и т. д. Все, что осталось сделать, – это высказать несколько в большей степени чисто технических и эстетических мыслей.
Естественно, что до нас не дошло ни крупицы из произведений искусства, созданных сразу же после завоевания турками Малой Азии. Самые ранние работы датируются начиная со второй четверти XII века, а расцвет начался с XIII века и продолжался при жизни первого поколения, жившего при монгольском протекторате.
О гражданской архитектуре известно мало и трудно узнать больше. Раскопки в районе Коньи, Кубадийи (рядом с Кайсери), Бейшехира (Кубадабада) и более ранние находки дают возможность составить представление о местах проживания Сельджукидов как в крепостях, так и в легких постройках, расположенных в садах, окруженных стенами, которые с определенными поправками похожи на османский Эски-Сарай (в Старый дворец) в Стамбуле. Военная архитектура представлена более богато, как в форме городских стен (лучше всего сохранившихся в Аланье), так и в виде изолированных крепостей. Однако до сих пор не проведено исследование того, чем эта архитектура обязана многочисленным византийским и армянским крепостям, которые существовали до нее, или каким способом ей мог способствовать вклад Востока и последовавшее (а иногда и опережающее) наступление в сторону Сирии – страны, ставшей предметом спора крестоносцев и мусульман.