Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330

Атсиз, доказав свою непобедимость, отправил двух захваченных в плен сыновей Кутулмыша к Мелик-шаху, с которым он стремился установить более близкие отношения. Вскоре после этого в 1079 году Мелик-шах отправил своего брата Тутуша в Сирию, чтобы поддержать Атсиза. Согласно единственному свидетельству Бар Эбрея, видно, что через какое-то время он, видимо, отправил Бурсука, старого военачальника и бывшего военного наместника Багдада, в Малую Азию, сражаться с двумя оставшимися Сельджукидами – Мансуром и Сулейманом. Ему удалось убить Мансура, но он не смог ни убить Сулеймана, ни уничтожить его войско. И возможно, объединение оставшихся войск под началом Сулеймана усилило его позицию.

Первые туркмены, о которых упоминается, те, что шли за Артуком и другими, похоже, проникали в западном направлении по северным путям, а Сельджуки – по южным. Но точно так же, как туркмены не были на севере единственной силой, Сельджуки не контролировали всю южную сторону гор Тавр, в особенности тот регион, где бывший военачальник Романа Диогена армянин Филарет создал свое княжество. Возможно, события 1078 года на время освободили его от их угрозы. В Малой Азии бывший товарищ по оружию Романа Диогена и Филарета, Никифор Ботаниатес, возглавил мятеж против Михаила VII и предоставил Филарету свободу действий на территории от киликийского Тавра до Эдессы и Малатьи (Мелитены) через Мараш, Антиохию и далее. Войско Никифора наверняка было больше, но в Малатье были и другие, враждебные ему силы, под началом Никифора Мелиссина. В Константинополе Ботаниатеса поддержал Эрисген (Хризоскулос), который теперь стал византийцем. Против него Михаил VII призвал сыновей Кутулмыша. Но Эрисген, чья приверженность Византии ничуть не уронила его в их глазах, вернул их обратно на сторону Ботаниатеса, которому они принесли присягу (тем самым в некотором смысле сами стали византийцами). При этом они остановились около проливов, сделав их азиатскую часть недоступной. Они не уходили, поскольку их помощь была нужна Ботаниатесу в Европе против его врага Никифора Бриенния, хотя это, по-видимому, не помешало им поддержать Мелиссина, который поднял мятеж в Азии и который, в свою очередь, тоже приближался к Босфору. Они по-прежнему держались только в сельской местности, но он открыл им дорогу на города, в частности на Никею, которую до этого времени им самим никогда не удавалось взять. Мелиссин действительно потерпел поражение, а Алексей Комнин, который взбунтовался последним, сбросил Ботаниатеса среди прочего при помощи каких-то тюрков и отправился освобождать регион проливов. Но в Европе его атаковали норманны, и потому он был вынужден заключить мир с сельджуками, чтобы получить от них помощь. Даже за проливами все побережье Эгейского моря было захвачено.

В тот же период в византийских текстах в отношении Сулеймана начало употребляться слово «султан». Конечно, он не получал этого титула ни от Мелик-шаха, который считал себя единственным султаном, ни от халифа, единственного источника законных титулов, которого «защищал» Мелик-шах. Но ничто не мешает нам думать – чему есть множество других примеров, – что люди Сулеймана стали называть его этим именем, хотя у него не было желания так называться, и он даже не просил своих византийских союзников присвоить – или просто оживить – титул, который был у его отца, чтобы возродить былую вражду отца с другой ветвью Сельджукидов, как сделал после его смерти сын Сулеймана Кылыч-Арслан. Так или иначе, можно согласиться с тем, что определенные группы туркменов Малой Азии признали Сулеймана своим лидером, хотя у нас нет возможности определить, какие именно и в каких территориальных границах, тем более что неизвестно, какой смысл имело для них это понятие.

В любом случае теперь ясно, что это сами византийцы побудили туркменов (турок-сельджуков) идти дальше, чем они прошли бы по своему усмотрению, и предоставили их лидерам надежные базы, открыв им доступ в города, которые могли бы, по меньшей мере, какое-то время продержаться за стенами. С того времени Никея стала столицей Сулеймана. Хотя причиной были внутренние распри между византийцами, оставался еще вопрос менталитета, который должен был родиться в головах по различным поводам и который, вероятно, следует принимать во внимание. Не похоже, чтобы византийцы относились к туркам-сельджукам как к врагам в полном смысле слова, как они относились к арабам. Они давно знали различных тюрков, те служили в их армии и даже ассимилировались среди византийского населения. Те, что жили в Малой Азии, были мусульманами (т. е. туркменами), но без мечетей, ученых и арабского языка их ислам, видимо, по-прежнему считался чем-то новым и примитивным и потому несущественным. Со временем они бы были ассимилированы, как многие другие народы, ассимилированные Византией. А временная потеря Малой Азии, какой бы ценной она ни была, значила немного до тех пор, пока в руках византийцев оставались порты, которые были источником дохода.