Тусовщица

Меня нередко хвалят за это качество, что обычно приводит меня в крайнее замешательство, потому что я почти никогда не говорю то, что думаю. И если мужская братия действительно так считает, то мне искренне жаль их.

— Не знаю, насколько я сейчас искренна… — начинаю я, но Чэд меня обрывает.

— На все сто процентов. И последнее, что я стал бы делать по отношению к тебе или к любой другой женщине, так это торопить. Мы сейчас просто пытаемся получше узнать друг друга. — Он заканчивает эту преисполненную оптимизма смехотворную фразу мощным аккордом: поднимает свой бокал и показывает, чтобы я взяла свой.

— Будем здоровы? — произносит он.

В колледже я встречалась с парнем, который любил говорить «будем здоровы». Был ли то кофе, вода или молоко — в общем, любая жидкость, в которой не плавали слюни, стоила того, чтобы произнести это. А я вот никогда не любила говорить: «Будем здоровы».

Но что мне оставалось делать? Я пыталась объяснить Чэду свои чувства, но его непоколебимая уверенность в том, будто ему удастся завоевать меня, свела любые мои попытки к нулю. Со своей стороны я сделала все, что могла, и теперь с чистой совестью имела право есть и пить. Я поднимаю свой бокал, чокаюсь с Чэдом, изображая на лице подобие улыбки.

— Будем здоровы, — говорю я.

Пока Чэд рассчитывается — придвигая к себе счет и качая головой, когда я пытаюсь протестовать, — меня начинает терзать беспокойство по поводу того, как мне избежать прощального поцелуя. И сколько бы вам ни твердили, что если парень угостил вас хорошим ужином, то он вовсе не считает, что в конце вечера вы обязаны сдать ему в аренду свои губы, все эти неловкие фразы о том, какая была великолепная курица и как рано завтра начинаются занятия йогой, говорят как раз об обратном. И в тот момент, когда я решаю, что, возможно, избавлю нас обоих от неловкости, если просто поцелую его в щеку и навсегда отделаюсь от него, Чэд предлагает поехать выпить куда-нибудь еще.

Я качаю головой, мысленно высчитывая, что если мне придется еще целый час вести с ним светскую беседу, то от волнения и горя я посдираю себе все заусенцы.

— Как насчет «Гайз»? — спрашивает Чэд, ударив по самому больному месту. Это единственный бар в Лос-Анджелесе, который мне по-настоящему нравится, в который так тяжело попасть и не помогает даже то обстоятельство, что ты — женщина. — Я есть в списке. — Я слегка удивлена тем, что Чэд имеет свободный доступ в «Гайз», хотя меня довольно сложно чем-либо удивить. Возможно, местный швейцар мечтает стать вторым Джонни Деппом и надеется, будто Чэд может ему в этом помочь.

Пока мы едем в машине, Чэд разговаривает по сотовому. Обычно это выводит меня из равновесия, однако сейчас я искренне благодарна человеку на том конце за то, что на целых пять минут избавил меня от необходимости что-то из себя разыгрывать. Судя по всему, это тоже был какой-то агент, так как Чэд говорил что-то про Эштона и Орландо Блума, но так, будто хотел произвести на меня впечатление. И, сказать по правде, если б он мне хоть немного нравился, то ему бы это вполне удалось.

Когда мы притормаживаем у «Гайз», Чэд передает машину на попечение служащего, а здоровенный черный привратник убирает бархатный канат и пропускает нас. Я замечаю у стойки своего друга Билла Киркпатрика, перед которым стоит колонна стопок, наполненных всевозможными жидкостями. Мы дружили с Биллом еще в колледже, но почему-то ни разу никуда не ходили в Лос-Анджелесе, о чем я весьма сожалею, так как он — единственный мой приятель со времен колледжа, с которым я до сих пор контачу. И Билл сейчас для меня — как огромный глоток свежего воздуха после двух часов общества Чэда Милана. Я пихаю Чэда и показываю на стойку.

— Это — мой старый друг, Билл, — говорю я, продираясь сквозь толпу к нему.

— Я знаю Билла Киркпатрика, — отвечает он. Потом делает паузу и продолжает: — И ненавижу его. — Что ж, ничего удивительного: Билл никогда не упускает возможности нахамить.

— Девушка, с которой я встречался, изменяла мне с ним, — продолжает Чэд, злобно глядя на Билла.

— Хреново, — отвечаю я. — Ну… — Я понимаю, что ответ довольно бессердечный, но, по правде сказать, мне нужно было немного отдохнуть от Чэда, и это откровение в этом поспособствовало. В этот момент, как нельзя кстати, какой-то парень в костюме-тройке — явно очередной агент — приветственно хлопает Чэда по плечу.

— Я только поздороваюсь с Биллом, — обращаюсь я к Чэду, когда тот заводит разговор с Тройкой. — Я буду там. — Чэд кивает, принимая от агента коктейль.

И я иду к Биллу, который смотрит мимо меня на Чэда.

— О господи. Только не говори мне, что ты здесь с Чэдом Миланом. — Билл любит разыгрывать из себя моего покровителя, но обычно это выражается в том, что он поливает грязью парней, с которыми я встречаюсь. — Он же самец.

Я не делаю попыток опровергнуть это утверждение, так что Билл соскальзывает с табуретки, чтобы уступить мне место у стойки, и кивает в сторону парня, который сидит к нам спиной.