— Мне нравятся Усы, — шепчет мне на ухо Джастин, пока люди собираются в «группу». Мы целиком сосредоточились на поиске выпускников, и он кивает головой в направлении симпатичного стройного парня с закрученными кончиками вверх усами. У Усов слега удрученный вид, но я с энтузиазмом улыбаюсь Джастину.
— Только пообещай, что он не убедит тебя отращивать такие же, — шепчу я, и Джастин качает головой, приложив руку к груди. Джастин вполне может хоть бороду отрастить и остаться при этом красавцем, но его неизменная щетина — такая радость для женского пола, что ее лучше ничем не портить.
Рядом с Усами сидит девушка с коротко подстриженными каштановыми волосами, похожая на эльфа, и я тут же решаю для себя, что она-то и будет моим руководителем. Потом меня сразу же начинают терзать сомнения, что ее уже перехватили или она откажется, потому что я ей не понравлюсь или Вера, Робин и остальные девушки тоже захотят обратиться к ней с этой просьбой, и ее просто на всех не хватит. Но также понимаю, что это маловероятно. Хоть Томми то и дело долдонит о том, как важно иметь подобных руководителей, большинство из нас не торопится с этим вопросом.
Все собрание я наблюдаю за девушкой-эльфом. Она ничего не рассказывает, зато всем улыбается, а по окончании собрания я сразу же бросаюсь к ней и прошу ее стать моим наставником. Она кивает и улыбается.
— Кстати, — сообщает она, обнимая меня. — Меня зовут Рэчел, героин. Стаж — пять с половиной лет.
— А я — Амелия, — говорю я, пожимая ей руку, хотя мы только что обнялись. — Заядлая кокаинщица. Двадцать один день. — В центре это стандартная форма знакомства друг с другом. Из алкоголиков здесь мало кто появляется — остался только Стэн, парень, с которым я познакомилась в день моего прибытия сюда — поэтому достаточно сказать, какой наркотик ты употреблял и сколько времени, и это уже многое прояснит. Иногда даже сам угадываешь, какие наркотики человек употреблял: метамфетамин — люди часто дергаются и моргают, кокаинщики, как правило, отличаются маниакальной энергией, отчего создается впечатление, что они все еще под кайфом, героинщики же с виду очень вялые, родом, как правило, из Силвер-Лейк или Лос-Фелис[38]
, но все, в отличие от принимаемых наркотиков, прекрасно друг с другом уживаются.— Что ж, мисс Амелия, кокаинщица, — произносит она. — Вы считаете, что наркотики и спиртное превратили вашу жизнь в ад?
— Скорее всего, — отвечаю я. Отчасти я ненавижу себя за такое подобострастие, но в то же время мне приятно, что не всегда приходится вести себя столь вызывающе, как раньше.
— Мы прекрасно поладим, — говорит она и с улыбкой уходит.
Но в последний день я понимаю, что акклиматизация к прошлой жизни пройдет гораздо менее болезненно, если я заранее справлюсь с сообщениями или хотя бы удостоверюсь, что мне никто их не оставил. Поэтому я заставляю себя набрать номер, хотя трубка таксофона весит целую тонну. Я так привыкла слышать, как холодный компьютерный женский голос информирует меня о том, что у меня нет сообщений, что буквально прихожу в шок, когда их оказывается двадцать три. Господи, да мне за весь предыдущий год вряд ли позвонили столько людей.
«Амелия, это Стефани», — слышу я, приготовившись к словесным оскорблениям. Но дальше она произносит следующее: «Я слышала, что произошло в “Эбсолютли фэбьюлос”. Господи, какая глупость. Какая же я дура — отправила тебе это письмо, тоже мне, снежная королева. Ты мне позвонишь? Мне еще кто-то сказал, будто бы ты в реабилитационном центре! — И тут она делает акцент на этом слове, дико расхохотавшись. — Пожалуйста, позвони и дай знать, что с тобой все в порядке. Ты сейчас на севере, у родных?»