Тут и там. Русские инородные сказки - 8

— Обманывать нехорошо, — сказал он. — Я никогда не заходил в кабинет к вашему дедушке.

— Заходил. — Я улыбнулась Мейрелешу и потыкала палкой в землю рядом с ним. — Я сама видела.

Мейрелеш помолчал несколько секунд, потом затушил сигарету, сел и похлопал рукой по траве, приглашая меня сесть.

Конечно, он ничего мне не объяснил. Он просто спросил, замечала ли я что-нибудь необычное в лице моего деда.

— В лице? — переспросила я. — Нос, что ли?

Мейрелеш покачал головой.

— Борода, — сказал он. — Вам ни разу не казалось, что она необычная?

Еще бы мне не казалось! Борода моего деда была предметом моей тайной зависти. Когда я узнала, что у девочек не бывает бород, я проплакала два дня кряду. И дело было не в том, что дедова борода была какой-то особенно шелковистой и блестящей, хотя, конечно, она была и блестяща, и шелковиста. Но главное в ней был цвет. Это был самый глубокий, самый насыщенный, самый изумительный синий цвет, который я когда-либо видела. В тени борода была похожа на синюю эмаль, гладкую и неподвижную, но стоило на нее упасть лучу солнца, как по прохладной синеве рассыпались тысячи крошечных голубых искр. Когда мне было года два-три, я могла часами сидеть на коленях у деда и глядеть на его бороду. Трогать ее мне запрещали.

— Она синяя, — сказала я ординарцу Мейрелешу.

Он покивал.

— Ну и? — спросила я.

— Ну и что? — переспросил Мейрелеш.

— И что, что синяя?

Мейрелеш посмотрел на меня насмешливо.

— Ну же, барышня, — сказал он. — Вы что же, книжек не читаете?

Нет, я не была дурочкой. Для своих лет я была даже довольно смышленой. И конечно же, я уже читала «Сказки матушки Гусыни» и прекрасно знала историю про Синюю Бороду. Но мне и в голову не приходило, что она имеет какое-то отношение к моему деду! В конце концов, у меня тоже была красная накидка с капюшончиком, но это же не означало, что в лесу меня ждет Серый Волк!

— Дурак! — крикнула я ординарцу Мейрелешу, вскакивая на ноги. — Дурак и врун! Я скажу про тебя деду!

Мейрелеш пожал плечами и снова улегся на траву. Я хотела стукнуть его моей палкой, но почему-то передумала.

После этого разговора все встало на свои места — и страх прислуги, и таинственный кабинет, в который никому нельзя было заходить. К тому же моя бабушка была не то пятой, не то шестой дедовой женой.

— А все остальные куда делись? — спросила как-то я.

— Умерли, — ответила бабушка. Она сидела у зеркала и расчесывала густые светлые волосы.

— От чего?

— Кто от чего. — Бабушка заплела волосы в косу и перекинула косу себе на грудь. Вот так, в длинной ночной сорочке с кружевами и с косой на груди, она казалась невероятно молодой, красивой и какой-то очень беззащитной. — Кто от чего, — повторила она, целуя меня в лоб.

Я подхожу к бабушкиному зеркалу. Вот тут она сидела, расчесывая волосы. Провожу пальцем по туалетному столику. Ни пылинки. Поверенный деда сказал, что все эти годы в доме поддерживался порядок, заведенный еще при деде. Похоже, так оно и есть.

Тогда, пятнадцать лет назад, я сумела достать ключ от кабинета деда. Это оказалось не очень сложно: дед всегда носил его в кармане жилета на цепочке. Я просто вытащила его, когда однажды зимой дед уснул в библиотеке.

В кабинете стоял непроницаемый мрак и было очень холодно — видимо, дед никогда здесь не топил. Я сделала шаг, выставив перед собой руки, чтобы ни во что не врезаться, но все равно врезалась и больно ушибла локоть. Раздался звон разбитого стекла, в воздухе резко запахло какой-то химией, а в коридоре послышались чьи-то шаги. «Дедушка проснулся!» — в ужасе подумала я и выскочила из кабинета. За дверью никого не было. Я сбежала по лестнице и заглянула в библиотеку. Дед спал в кресле в той же позе, в которой я его оставила, и уютно похрапывал. Стараясь не дышать, я сунула ключ от кабинета к нему в карман и на цыпочках вышла из библиотеки.

— Армандина, дорогая, — спросил за ужином дед извиняющимся тоном, — вы случайно не заходили сегодня ко мне в кабинет?

Бабушка покачала головой.

— Вы абсолютно уверены? — Голос деда стал настойчивым. — Там почему-то была открыта дверь…

Я сжалась, а бабушка выпрямила свою и без того прямую спину.

— Если я говорю, что нет, — начала она ледяным тоном, и дед примирительно замахал руками.

— Ладно, ладно, я же только спросил!

Ночью я не могла уснуть. Мне все время казалось, что дверь моей комнаты открывается и заходит дед в залитой кровью бесформенной белой хламиде — я видела такую на картинке в какой-то книге про привидения. Глаза его пылают, синяя борода развевается, а в руке он держит огромный сверкающий нож. Или топор. Или веревку, на которой он меня повесит прямо у себя в кабинете.

К утру у меня поднялась температура, началась лихорадка, и следующие десять дней я провела практически без сознания. А очнулась уже круглой сиротой — в первый день моей болезни дедова машина сорвалась с обрыва. В ней был он сам, бабушка, шофер Пинту и детский врач, которого везли ко мне.