Тутанхамон. Книга теней

— Никогда не слышал ни о чем подобном, — напряженно сказал Нахт, оглядываясь вокруг, чтобы удостовериться, что нас никто не слушает.

— Да конечно же слышал, дружище, — спокойно проговорил я.

Он гневно уставился на меня.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты заранее знал, что в этих свитках не будет ничего интересного для меня. И я ценю то, что ты не пожалел времени продемонстрировать мне, что там ничего нет. Но я тебя очень хорошо знаю, и ты определенно чего-то не договариваешь.

У него хватило вежливости покраснеть.

— Иногда о важных предметах не следует говорить мимоходом.

— О каких предметах?

— Я действительно готов тебя презирать, когда ты обращаешь против меня свои методы ведения допроса. Я просто пытаюсь помочь, — сказал Нахт без намека на шутку.

— Тогда я скажу тебе прямо, что думаю. Я думаю, что тайные книги существуют — в том числе и по астрономии, — и еще я думаю, что ты принадлежишь к числу посвященных, что некоторые из этих книг ты видел и знаешь, где они находятся.

Он обратил на меня самый холодный взгляд, какой я когда-либо видел на его лице.

— У тебя слишком живое воображение.

С этими словами Нахт двинулся прочь.

Я шагнул следом за ним в послеполуденный слепящий свет и жар, и мы пошли вместе в молчании. Затем Нахт внезапно остановился и увлек меня в тень под стеной старого храма.

— Ты мой друг, и я не могу тебе лгать. Но я и не могу раскрывать содержания этих книг. Я принес торжественную клятву.

— Но я ведь спрашивал только, существуют они или нет.

— Даже этого знания слишком много. Их существование или несуществование необходимо держать в секрете. В наши темные времена тайные книги — вне закона. Тайное знание вновь становится опасным. Как ты прекрасно знаешь, любого, кто будет держать их у себя или даже кого найдут за переписыванием отдельных фрагментов, ждет наказание смертью.

— Но они существуют, ходят по рукам в узком кругу, а следовательно, их должны где-то тайно хранить. Так где же они? — спросил я напрямую.

— Не могу сказать.

Я обвел взглядом здания, теснившиеся внутри храмовой ограды. Внезапно мне стало понятно, что внутри этого потайного города может существовать еще один город. Ибо в сердце каждой тайны гнездится другая тайна.

Нахт воззрился на меня, уже с откровенным гневом.

— Ты слишком многого ожидаешь от нашей дружбы!

Мы стояли, глядя друг на друга, в странном молчании. Затем, чтобы ослабить напряжение, я поклонился.

— Прошу меня извинить. Профессиональные вопросы не должны вставать между старыми друзьями.

Он кивнул, почти удовлетворенный. Я знал, что вряд ли смогу что-нибудь у него выведать, пока его раздражение не утихнет.

— Кстати, сегодня день рождения Сехмет, если ты не позабыл о нем за всеми этими разговорами о затмениях и тайных книгах. И вечером я обедаю у вас, — напомнил Нахт.

Я хлопнул себя ладонью по лбу. Это событие не выпало из моей памяти, поскольку Танеферет напомнила мне о нем перед выходом, но от меня еще требовалось исполнить одну священную семейную обязанность.

— А ведь на мне лежит организация празднества, так что пойду-ка я закупать секретные ингредиенты — тайну которых я никогда не раскрою, даже под страхом смерти, — пока великие посвященные купцы на рынке не позакрывали свои лавки!

Нахт отозвался на мои слова слабой улыбкой, и мы вместе вышли из-под огромной арки, вновь возвращаясь к жизни города. Затем мы расстались — он отправился домой, а я на рынок, за мясом, вином и приправами.

Глава 13

У каждого из нас есть свое излюбленное место на скамьях вокруг низкого стола: мой отец обычно сидит в дальнем конце, Сехмет и Туйу по одну сторону от него, рядом с Хети и его женой, а Танеферет с Аменмесом — по другую, вместе с Нахтом и моей сладкой Неджемет. Малышка любит сидеть рядом с ним, обвивая руками его шею. Она наблюдает, как присутствующие реагируют на ее любовные жесты. Где она научилась такому кокетству? Я приготовил наше любимое блюдо — газель в красном вине, — предназначенное для торжественных случаев.

Сехмет выглядела спокойной и уверенной в новом платье со складками, она надела серьги, которые мы ей подарили на день рождения. Ее девчоночья стеснительность уже начала уступать место взрослому самообладанию. Она прочла гораздо больше, чем я за всю свою жизнь, и она ничего не забывает. Сехмет способна повторить те бессмысленные стишки, которые мы сочиняли вместе, когда она была ребенком. Знание для нее — все. Однажды она сказала мне откровенно: «Я не могу одновременно заниматься атлетикой и науками». И так она сделала свой выбор.