Тутмос

— Ты не имел сегодня сношений со своей женой или с какой-либо другой женщиной?

— Нет.

— Не пил вина, не предавался веселью?

— Нет.

— Тогда ты можешь совершить то, что я могу поручить только тебе. Слушай же! Настало время испробовать последнее страшное средство для исцеления его величества… Ты понимаешь меня?

— Да.

— Когда родился его высочество Тутмос, радость влила живительную силу в ослабевшее тело владыки Обеих Земель, но это длилось недолго. Его величество угасает с каждым днём, лекарства больше не помогают. Царевич ещё слишком мал, чтобы взойти на трон, алчные глаза великой царской жены сказали мне то, о чём, быть может, не ведает и она сама. Нельзя, чтобы Кемет осталась без повелителя… Фараон должен прожить ещё хотя бы десять лет. И я знаю такое средство… Его позволено применить лишь в самом крайнем случае, секрет его изготовления передаётся из уст в уста лишь верховными жрецами храма Амона. Но я слишком стар, чтобы совершить всё, что требуется. Ты мне поможешь… Для этого нужна молодая сила, молодые руки. Я знаю, ты искусен, твой нож легко рассекает больную плоть, чтобы отсечь источник болезни, легко находит обломок наконечника стрелы, глубоко засевший в мышце воина, умеет отыскать и тот злой очаг, в котором уже разгорается болезнь, ещё невидимая и неведомая. Но на сей раз тебе придётся действовать не ножом… Идём со мной. Возьми светильник… Сначала мы совершим омовение у врат святилища.

Молча, совсем беззвучно они пересекли двор храма, залитый лунным светом, совсем белым, без серебра. Ни шелест листьев громадных пальм, ни трепет флагов на высоких мачтах у входа в святилище не нарушали торжественного безмолвия ночи, даже голоса жрецов унуита, воспевающих гимны спящему божеству, не доносились из глубин храма. Великий покой царил вокруг, луна дышала покоем, небо словно опустилось на воздух, ставший твердью, и мир за пределами храма казался бесплотным, тонким прозрачным кольцом, обвившим стены Ипет-Сут. Странное ощущение охватило Джосеркара-сенеба — холодок в груди и лёгкое покалывание, будто лунный луч бил в сердце. Они вошли в одно из потаённых помещений храма, долго шли по узкому коридору, уходящему вглубь. У врат святилища бога учитель и ученик совершили омовение в каменном бассейне, и Аменемнес разомкнул пояс на одеждах Джосеркара-сенеба — они должны были свободно облекать его тело, омытое от земного праха, от всех нечистых желаний. Шепча молитвы, верховный жрец сломал печать на вратах святилища и переступил его порог. Взволнованный, с бьющимся сердцем, шагнул вперёд и Джосеркара-сенеб. Но они были ещё только в преддверии святилища, сам бог пребывал за другой, тоже запечатанной дверью. Внезапно старый жрец опустился на колени и нажал на какой-то почти невидимый глазу выступ на каменной плите пола. Плита отодвинулась, и взору Джосеркара-сенеба предстал тайник, сначала показавшийся ему пустым. Вдруг раздалось тихое шипение, шелест, и в круге света блеснуло тёмное серебро змеиной чешуи. Невольно Джосеркара-сенеб отпрянул назад, хотя ему нередко приходилось видеть змей и даже извлекать яд из их зубов. Но эта не была похожа ни на одну из них, хотя молодой жрец и не мог бы объяснить, в чём заключалось различие. Преодолев страх, он наклонился и внимательно осмотрел змею, которая скользнула в самый угол тайника, но не свернулась клубком, а замерла в угрожающей позе.

— Смотри, — тихо сказал Аменемнес. — Из зубов этой священной змеи ты добудешь целительный яд… Её укус смертелен, но её яд способен убить злых духов болезни, поселившихся в теле фараона. Ты извлечёшь змею из её жилища с помощью бронзового крюка, который найдёшь в этом ларце, там же и чаша, в которую ты будешь сцеживать яд. Ты сделаешь это в святилище бога, перед ликом владыки богов, призывая его на помощь заклинанием, известным тебе с ночи посвящения — оно написано на третьей священной плите… Когда змея отдаст тебе свой яд, ты опустишь её в тайник и запечатаешь дверь святилища. Я буду ждать тебя неподалёку, вознося молитвы великому Амону. Будь осторожен… Ты понял меня?

— Да, божественный отец.