Тутмос

Царевич Аменхотеп сказал, что сразу после охоты отправится в Северный дворец, и фараон отпустил его, ласково потрепав по плечу, проводил добродушным взглядом. Царевич был высок, широкоплеч, мышцы словно из камня. Лицо грубоватое, мужественное, черты его сходны с отцовскими, и глаза хороши — блестят и в гневе и в радости, подобно драгоценным чёрным камням, внутри которых самой природой заложен неистребимый свет. Аменхотеп радовал взор отца своей мощью. «Да грядёшь ты, Хор, могучий бык…»[1] И сам Тутмос, несмотря на свои годы, ещё достаточно силён. Красавцем он не был никогда, но и у него были большие тёмные глаза, в которых огонь мерцал подобно факелу в таинственном сумраке храма. Мерцал до сих пор, хотя семь десятков лет пронеслись над головой Тутмоса-воителя. Семь десятков, и ещё два восхода Сопдет[2]. Спина фараона всё ещё была пряма, икры ног крепки, но с недавних пор он начал полнеть, и это его огорчало. Всё же лицо по-прежнему оставалось лицом воина. Чтобы убедиться в этом сейчас, фараон приказал подать серебряное зеркало. Оно послушно отразило немного полное, но вполне мужественное лицо, крупный нос с широкими ноздрями, большие глаза с тяжёлыми веками, круто изогнутые брови, выразительную линию рта. Полнеющего стана в нём не было видно, и это было приятно фараону. Он приказал, чтобы зеркало убрала его любимая наложница, чернокожая Небси. И снова подумал о сыне. Лучшего не было и у царя богов! Могучий воин, способный и дикого быка поставить на колени, — вот что такое Аменхотеп. Стрела его пробивает насквозь три медных мишени и догоняет в полёте другую, летящую прямо к небу, — вот что такое Аменхотеп! Необузданная сила таится в его мышцах, непреклонная воля и твёрдый разум в глазах. Тутмос-воитель был доволен. Очень доволен! Меритра, его вторая жена, подарила ему хорошего сына. Да и другие, рождённые от младших жён и наложниц, тоже неплохи. Во всех чувствуется царственная стать, царская кровь — воистину сыновья Солнца. Фараон улыбнулся, продолжая нежно поглаживать точёное эбеновое колено Небси. Женщины — величайшая услада жизни, если только относиться к ним не слишком серьёзно. Была пора, когда женщина, даже самая прекрасная, значила для него не больше, чем каменное изображение неизвестной богини, а боевой конь и даже обыкновенная митаннийская колесница привлекали внимание больше, чем изысканные формы умащённых миррой тел. Потом взгляд опытного мужчины постепенно обратился к зовущему и прекрасному, таинственному и вечному, как сама природа, к тому существу, что могло ранить больнее стрелы и тотчас исцелить от неё, как посылает болезни и сама же излечивает их львиноликая Сохмет[3]. Эти ханаанеянки[4], митаннийки, вавилонянки — не перечесть… Скольких женщин привёл он с собой из военных походов! И каждая — благоуханный цветок, стройная сикомора. Тутмос III снова украдкой посмотрелся в зеркало. Лицо ещё не отцветшее, а вот фигура… Надо бы посоветоваться с придворным врачевателем Ипи. Это человек верный и честный, один из тех, кто был его преданным слугой ещё во времена Хатшепсут.