Тутти Кванти

И вот так со всяким снадобьем, со всяким просителем — выжимать на толику больше мыслимого предела. А людишки-дохлячишки на все пойдут. Чем самому занимать деревянную тару, лучше занять у ближних энное число недостающих купюр и попытаться уйти от судьбы.

Кто еще может предоставить подобную попытку?! Не-ет, как ни крути — грандиозную идею сварила эта головушка, грандиозное дело затеял Бельчук.

Дело, искушающее жизнью!

А коли искушаешься, цепляясь за этот свет, сгружай свои сбережения в мои финзакрома. Нет сбережений — продай барахло, библиотеку, мебель, залезь в кабалу, но притащи мне хрустящие бумажки крупного формата…

Да не боюсь я никого, не боюсь!»

Последние слова Бельчук выкрикнул в сторону окна: ему почудилось — видеть что-либо уже давно было нельзя, — что гигантское стекло, его гордость, выгибается и уже потрескивает под напором битумного варева. Заоконная чернота, казалось, обрела плоть и превратилась в живое существо, которое уже откровенно угрожало вторжением в дом и нападением на него, Бельчука Юрия Валерьяновича. Однако в этой парализующей ситуации хозяин, на сей раз не потерявший, как ни диковинно, способности соображать, тотчас обнаружил утешительный момент: если покушается что-то плотское, то от него можно защититься. Не исключено, что удастся и одолеть. Вот почему Бельчук и исторг храбрый крик, подкрепленный наведением ружья на предполагаемого агрессора.

Но внезапно в нем возникла надежда… нет, не надежда — необъяснимая уверенность: стоит только зажечь свет — и все эти потусторонние видения исчезнут! Ну конечно же, как он раньше-то, валенок, не смикитил, сидит тут впотьмах квашня квашней…

Рванул за шелковый шнурок… Еще, еще… Задергал пулеметно…

Люстра не вспыхивала.

Вырвался из кресла, метнулся, опрокинув столик, к торшеру, зачастил выключателем… Бешено вдавил кнопку на массивной деревянной лампе, едва не сбив ее с громоздкого старинного бюро…

Подбежал к изголовью тахты, нашарил бра…

Все лампочки перегореть не могли, просто в доме не было электричества…

Лихорадочно, одну за другой, нажал клавиши приемника, стереокомбайна, видеомагнитофона — у них автономное питание…

Аппаратура молчала…

Уже с зарождающимся скверным предчувствием схватил телефонную трубку…

Глухота…

Даже часы не светились…

Бельчук почувствовал, что цепенеет.

«Заговор?.. Перерезали свет и связь? Значит, перекрыли и выходы из дома? Надо пойти проверить… Но кто же загоняет меня в угол? Кому и что я недодал? Или отнял?.. Но тогда откуда эта проклятая чернота?! И все-таки очнись, Бельчук, приди в себя… Должно же быть объяснение всякой чертовщине. Вот Саня-усач… Ах, да, телик молчит… Почему?! Может, просто случайность, совпадение?..»

Бельчук взял ружье, медленно открыл дверь, выглянул в коридор. Везде было темно. Он осторожно поплыл по этой темени, завернул в просторную, общую с Зоей Аркадьевной, спальню, в апартаменты сыновей, потом, этажом ниже, в покои супруги и дочерей, в комнаты для гостей, в отделанную дубом курительную, в уютную семейную столовую, в не обжитые покуда детские, в переходные холльчики, зальчики, в подсобки — и повсюду прилежно дергал за шнуры, щелкал выключателями и напряженно, с нарастающей боязнью, не умея унять начавшееся колоченье, всматривался в окна…

За ними угадывались те же битумные буруны и вихри, те же хвостатые поползновения черноты просочиться внутрь дома. Мягкое похрустывание стекол, пока еще выдерживавших непонятный напор, улавливалось бельчуковским ухом все чаще и явственнее, и он суетливо вскидывал ружье, понуждая себя к выстрелу и одновременно страшась его: жаканы пробьют стекло и… что? Что будет?! Кого поразят они и поразят ли вообще?..

Бельчук вышел на парадную деревянную лестницу, устланную бордовым паласом, аккуратно, примериваясь к каждой ступеньке, спустился вниз, в уютный вестибюльчик, стены которого были оклеены панорамными обоями «Крушение брига «Святой Лаврентий» на коралловых рифах». Сейчас, конечно, было не до мытарств тонущих испанских путешественников, расфранченных и раззолоченных, тем паче что они тоже давно потонули во тьме…

Косясь на массивные входные двери, нажал на клавишу выключателя, уже скорее по инерции, и вдруг отчетливо вспомнил, что, по своему обыкновению, ни засов не задвинул, ни замков не запер. Такой предосторожности никогда и не требовалось: по усадьбе в свободном поиске рыскала псиная свора. Но где же она сейчас?! Почему не слышен привычный собачий перебрех, низкий рокочущий лай ротвеллера Креола, кокетливый повизг сучки Мальвы?.. Или их уже задушила эта битумная чернота?.. Значит, сюда никто не прорвется — ни поставщики, ни егерь, ни Зоя с детьми, ни гости?.. Такой вот уготован конец, который нельзя уразуметь?..

И в ту же секунду Бельчук почувствовал: дрогнула и нехотя приоткрылась, точно уступая незваному пришельцу, тяжелая дверь; натужно и коротко проскрипела; в ноги как бы толкнулась тугая волна…

Мыслей в бельчуковской голове уже не было — их смел ужас; он же судорогой свел указательный палец…