Тутти Кванти

Две погибели вырвались из газельных стволов, прошили двойные двери, обитые снаружи стальным листом, и…

Бельчук не знал, нашли ли цель его защитники-жаканы: затяжной рывок забросил грузное тело обратно на третий этаж. В кромешной тьме он действовал будто опытный слепой — быстро и точно. Повернул ключ на оба оборота, расчетливо подошел к бюро, выдвинул нижний ящик, сгреб рассыпанные в беспорядке патроны, два вогнал в стволы, остальные сунул в карман куртки, нагнулся и сразу ухватил хвост амурского тигра, оттащил шкуру в угол, за трясинное кресло, гулко упал на нее, навел ружье на окно, потом на дверь, беря под прицел места возможного вторжения…

Все это было проделано как бы одним долгим непрерывным движением — инстинктивно, без участия сознания. И только когда спина оперлась о стену, а палец опять был готов отправить жаканы на защиту хозяина, к тому вернулась способность соображать и чувствовать что-то помимо страха. Правда, сердце толкало кровь так мощно и учащенно, что уши полнились шумом, и Бельчук, хоть и напрягался изо всей мочи, сперва никак не мог уловить, что делается с окном и за дверью. Зато зрение явило ему неизвестное дотоле качество: в полной темноте он различал контуры предметов, опознал даже плоский стилет на подлокотнике кресла — взял и положил его подле себя; с удивлением понял, что угадывает происходящее за окном — вихри и буруны, составлявшие черное существо, окрепли, набрали силу, стали круче, плотнее… И сразу же услышал потрескивание стекла — не мягкое, как давеча, а жесткое, хрусткое, будто вот-вот уступит огромный толстый лист нажиму, ввалится с грохотом в кабинет, оставляя хозяина один на один с неведомым…

Машинально направив ружье на окно, Бельчук тем не менее не утешался уже мыслью, что от черного душегуба — будь он живым существом или бунтующей стихией — можно оборониться охотничьими жаканами. Он представил вдруг, что его отчуждение от жизни произойдет молниеносно. Битумное варево снесет хрупкое стеклянное препятствие, хлынет в комнату, накроет его, и он захлебнется. «Холодная она или горячая, эта чернота?» — обеспокоенно подумал он, — словно комфортный конец имел для него решающее преимущество перед бескомфортным.

Не предполагал Бельчук, что так быстро получит ответ на свой трагикомический вопрос. Едва повернул он голову к двери, второму уязвимому месту его цитадели, как панически вжался спиной в стену…

Из-под двери, почти по всей длине зазора, медленно поползло черное пламя. Оно подрагивало, лениво облизывало мореное дерево, но не обугливало его — значит, было холодное…

Вдруг несколько черных языков легко стрельнули вверх, к потолку, свились в толстый жгут, образовав на конце подобие косматой головищи. Эта головища резко качнулась в сторону завороженно следящего за пугающими превращениями хозяина, замерев в полутора метрах от его лица…

Окостеневшей рукой Бельчук метнул в головищу стилет. Он прошел сквозь нее плашмя, оставив узкую щель, сообразную своей конфигурации, — будто вырвал из головищи кусок плоти, из которой та состояла. Но в тот же миг, не дав даже родиться надежде на возможность сопротивления, головища и драконья ее шея — жгут — превратились в бесчисленные гибкие щупальца, которые, разом напитавшись силой, текущей из-под двери, заполонили собой кабинет. Поначалу они хаотично извивались, ощупывали каждый предмет и как бы старательно обплывали недвижимого человека… Но вот хаотичность в их перемещениях исчезла, и все щупальца, повинуясь какой-то единой воле, чуть приметно потянулись к Бельчуку…

Он невольно закрыл глаза, понимая, что спасения от щупалец нет. Сейчас они задушат его… Но внезапно в сознании вспышкой мелькнула злорадная мысль: «Не задушат — не дамся!»

И рывком приставил ружье ко рту. Секундное колебание — и зубы осторожно обхватили холодный металл стволов, по которым испуганно неслись золоченые газели. И им, и Бельчуку теперь грозила одна и та же опасность — выстрелы… Переведя дыхание, загнанный в угол человек, принявший, как ему казалось, окончательное и последнее в жизни решение, разомкнул плотно сжатые веки, чтобы еще раз увидеть своего непознанного смертельного врага…

Осмыслить представшую перед глазами картину Бельчук сразу не мог: черные щупальца поспешно убирались из комнаты в поддверную щель. Вытягивались они, по-видимому, той же могучей волей, которая их сюда послала. За окном глухая чернота резко ослабла и поднялась вверх, впустив в комнату как бы серый рассвет.

От изумления и забрезжившей надежды Бельчук разжал зубы и откачнул голову от стволов…

В то же мгновение щупальца молниеносно, не в пример первому появлению, заполнили комнату и замаячили уже у самого лица, извиваясь и явно отталкивая друг друга, точно оспаривая некое право на первый перехлест хозяйской шеи. Окно, за которым опять бушевала все та же чернота, предательски хрустнуло…

В отчаянье Бельчук приник раскрытым ртом к дулам ружья, как будто в них таилось его спасение.