Туунугур (СИ)

Киреев уже давно подрабатывал на стороне, стряпая дипломы и статьи на заказ. Халтура его ни для кого не была секретом. Джибраев по этому поводу шутил, что если б Толя был евреем на сто процентов, то купался бы в деньгах, шантажируя научные кадры Якутии. "С нашими научными кадрами лучше не ссориться, - отвечал Киреев. - А то всплывёшь где-нибудь в Вилюе с ножом в боку".

Дома его ждал сюрприз. Едва он перешагнул порог, как из кухни показалась встревоженная мать и протянула ему повестку в военкомат.

- Опять взялись за тебя.

В коридор вышла кошка Симка - палевая, с гладкой шерстью. Мяукнув, жалостливо уставилась на хозяина.

- Руки у них коротки, - хмуро ответил Киреев, разуваясь. - Надеюсь, они не передали повестку тебе лично?

- Нет, в ящик бросили.

- Ну и прекрасно. Насколько я помню, по закону на повестке должна стоять моя подпись. А если её нет, то с меня и взятки гладки.

- Очень они посмотрят на твой закон.

- Если начнут звонить в дверь, скажешь, что меня нет. Уехал в Туву искать второго хамбо-ламу.

Противостояние с военкоматом началось у Киреева прошлой весной, когда внезапно выяснилось, что он чудесным образом исцелился от гипертонии. Собранные за годы медицинские справки и выписки таинственным образом исчезли из его дела. Члены медкомиссии разводили руками и делали круглые глаза: "Документы мы отправляем в Якутск. Что вернули, то и есть. Езжайте и разбирайтесь сами". Терапевт из комиссии, снимая тонометр, выговаривала ему: "Вы же мужчина. Почему так боитесь армии? Специально утром дряни наглотались, вот давление и скачет. Обычная вегетососудистая дистония. Пройти службу она вам не помешает". Киреев настоял на больничном обследовании, но судьба очередного медицинского заключения, приобщенного к его истощавшему личному делу, была ясна заранее.

Поэтому, не дожидаясь осеннего призыва, Киреев выписал пункт из закона о воинской обязанности, где чёрным по белому было указано, что педагогических работников имеют право призывать лишь в период с 1 мая по 30 июня. Будучи преподавателем Политехнического института, Киреев однозначно считал себя педагогическим работником, но всё же на всякий случай решил наведаться к юристу. Выбрав по объявлению какого подешевле (вопрос казался ему очевидным и не стоящим больших денег), он обрисовал тому свою ситуацию. Юрист, ужасно похожий на гастарбайтера из южных республик (хотя и говоривший без акцента) долго рылся в своём компьютере, затем, напряжённо морщась, несколько раз перечитал статью закона, но никакая светлая мысль не посетила его голову. Тогда он не нашёл ничего лучшего, как тут же, в присутствии Киреева, позвонить коллеге из военкомата и спросить его, как там понимают данную статью закона. Получив ожидаемый ответ, что никак не понимают, а гребут всех подряд, он положил трубку, вздохнул и развёл руками. Киреев отдал причитающиеся ему пару сотен рублей и зарёкся впредь связываться с юристами. А вопрос решил просто: сначала подождал вручения повестки (минимум две-три недели из срока призыва), после чего оформил письмо с цитатой из закона и справкой о своей педагогической должности, которое и отправил в военкомат как заказное с уведомлением. Ответ военкомата, также присланный по почте, сводился к краткому "а нам плевать", но бюрократическая машина работала медленно, и к тому времени, когда Киреев получил его, срок призыва уже закончился.

Однако, теперь, весной, закон был уже на стороне министерства обороны, и Киреев напрягся. Пребывание в рядах вооружённых сил никак не входило в его планы.

Сопя, он прошёл в свою комнату и включил компьютер. Кошка проследовала за ним, буравя немым укором. Было в ней что-то от завкафедрой - такая же назойливость и досада на всё мироздание. Симкой ее окрестили в честь сиамской породы, но с распространением мобильников это имя внезапно обрело новый смысл. Острый на язык Вареникин по этому поводу говорил, будто Киреев таким образом выразил свою подсознательную мечту по сотовому телефону.

- Есть-то будешь? - спросила в спину мать.

- Не сейчас.

Чувствуя нарастающее раздражение, Киреев немного полазил по интернету, потом зашёл в свою почту и обнаружил там письмо от Джибраева. "Анотолий Сергевич вот дисертация од меня!", - написал ему беспокойный сын ассирийского народа.

С чувством обречённость Киреев погрузился в изучение джибраевского опуса. Тему историк выбрал животрепещущую: "Народно-освободительная борьба армянского народа с турецкими завоевателями". Изначально, насколько помнил Киреев, Фрейдун Юханович хотел писать про борьбу айсоров, но не нашёл материала, а потому взялся за других жертв ненавистных османов.