Туз в трудном положении

Родригес воззрился на него:

– По какому поводу будет совещание?

– Какая, к черту, разница? Что-нибудь придумаем. Нам просто надо всех пересчитать и сделать так, чтобы чужие представители с нашими людьми не говорили. Если наши делегаты будут при деле, мы не отпустим их в лагеря других кандидатов.

Родригес ухмыльнулся.

– А что ты еще придумаешь, приятель? Проверишь постели?

– Что-то вроде. – Родригес перестал ухмыляться. Джек поспешно добавил: – Мы в «Мариотте» расселены рядом. Я хочу, чтобы ты поставил кого-то надежного в коридоре: пусть он проверяет приходы и уходы, составляет список, смотрит удостоверения личности. Мы не можем помешать посторонним навещать наших людей, но можем сделать так, чтобы это было видно.

Родригес явно засомневался.

– Ты же видел, сколько вокруг шлюх. Нам и их фамилии записывать?

– Просто сделай, что сказано! – рявкнул Джек.

Проклятие! Он теряет самообладание, как и все остальные.

– Люди Барнета пытаются нас скомпрометировать, – сообщил он, понижая голос. – Одна из их Христовых девиц прямо сейчас трахает Тахиона.

На лице Родригеса отразился ужас.

– Ладно, – сказал он, – я это сделаю.

Джим Райт с явным облегчением отстучал раннее окончание заседания, заставив телекомпании поспешно перекраивать сетку программ, вставляя в прайм-тайм старые фильмы.

Продолжая мысленно кипеть, Джек протолкался из зала. Все слишком затянулось: сначала два дня процедурных вопросов, теперь два дня голосований – и все в середине невыносимо жаркого лета. Флер ван Ренссэйлер отправилась трахать Тахиона, неизвестно чего добиваясь, а Тах заставил Джека встречаться с репортерами без всякой подготовки.

И вдобавок ко всему Конни Чанг явно не собиралась изменять мужу.

Хорошо хоть, что в «Белло Мондо» его ждет столик, а впереди у него целый вечер. Он уже неделю ни с кем не спал. Сегодня у него нет других занятий, так что самое время исправить этот недосмотр.

На стойке его ожидало очередное сообщение от Бобби, но когда он ей перезвонил, она не ответила. Он принял душ, переоделся и снова перенес все ужасы стеклянной кабинки лифта, чтобы спуститься из своего номера в ресторан. Узнавший его официант без всяких просьб принес ему двойной виски. И тут напротив него уселась Сара Моргенштерн, которая выглядела так, словно кто-то недавно подсоединил ее к автомобильному аккумулятору. Она прижимала к груди сумочку, словно это было ее единственное имущество.

– Можно к вам присоединиться?

Он посмотрел на нее. Она умела носить одежду – даже это помятое белое с голубым платье, которое больше подошло бы для выпускного бала. Вот только ее платиновые волосы были растрепаны, а запавшие глаза бегали.

– Ничего не хочу слышать, Сара, – предупредил ее Джек.

– Не дашь мне сигарету? Я немного не в форме. Прошлым вечером я видела убийство.

– То самое, в пассаже?

Дрожащими руками Сара вытащила «Кэмел».

– Это был туз, – сказала она. – Странный перекошенный подросток. Он порезал Рикки на куски. Прямо на моих глазах.

Джек решил, что не хочет терпеть ее общество ни секунды.

– Сара, – сказал он.

Она посмотрела на него. Он заметил, что глаза у нее слишком густо подкрашены в попытке скрыть следы бессонной ночи.

– Дело в том, – проговорила она, пытаясь улыбнуться, – что я не хочу сегодня оставаться одна.

Джек подумал, что это, возможно, меняет дело. Он полез в карман пиджака за зажигалкой и дал ей закурить. Она втянула дым и судорожно закашлялась. На глазах у нее появились слезы.

– Господи! – просипела она. – Что это такое?

– То, что я привык курить в армии.

– Я в колледже курила только легкие. «Карлтон». Не надо бы мне снова начинать. О черт!

Она загасила сигарету таким жестом, словно вгоняла кинжал в своего злейшего врага.

– Выпей. Этого и хватает надольше.

Джек сделал знак официанту. Он решил, что хотя бы выведет эту непредсказуемую особу из игры на несколько часов, а может, и на всю ночь. А вдобавок и трахнется.

Он посмотрел на Сару – и тут ему в голову пришла идея.

Может, ее получится вывести из игры на гораздо более долгий срок, чем он сначала подумал.

На северной автостраде машин было множество, но Тони без труда вел свой черный «Ригал». Спектор был рад, что они будут обедать не в «Мариотте». Подальше от отеля у него будет гораздо меньше шансов оказаться узнанным. На Тони был сшитый на заказ темно-синий костюм и галстук в тон. Спектор был в сером. От его костюма все еще пахло магазином.

– Куда едем? – поинтересовался Спектор.

– В «Ла Гротту». – Тони стремительно пересек две полосы, чтобы оказаться на съезде. – Если смогу довезти нас туда живыми. Тебе понравится. Лучшая итальянская кухня в этом городе. В Нью-Йорке, конечно, лучше, но тут приходится брать что дают.

– Ага. Спасибо, что меня пригласил. Знаю, что ты сейчас очень занят.

– Я же тебя целый век не видел, приятель. У тебя приоритет. – Тони улыбнулся.

Сколько Спектор знал Тони, эта улыбка неизменно превращала женские сердца в воск и располагала к нему мужчин. Трудно было ему не симпатизировать.

– Как ты оказался у Хартманна?

Спектор хотел, чтобы Тони говорил о себе: тогда он не будет задавать слишком много вопросов.

Тони пожал плечами.