Тузы за границей

Корделия представления не имела, каким образом Варрин нашел озерцо и дерево. Как ей казалось, они шли по совершенно прямому пути. В закатной дали показалась точка. Она росла по мере того, как они приближались. Корделия увидела могучий пустынный дуб, исчерченный угольно-черными полосами. Казалось, в него не раз попадала молния, а сам он не одно столетие занимал этот пятачок бесплодной земли. Дерево опоясывало кольцо травы. Чуть выраженный склон вел вниз, к зарослям тростника, за которыми начиналось озерцо футов тридцати в поперечнике.

– И где чудовище? – поинтересовалась девушка.

– Тише.

Варрин подошел к дереву и принялся раздеваться. Тело у него было поджарое, с красиво вылепленной мускулатурой. Кожа, блестевшая от пота, казалась почти синей в сумерках. Когда он высвободился из джинсов, Корделия сначала отвернулась, но потом решила, что сейчас не самое подходящее время для скромности, ложной ли, нет ли.

«Боже, как он великолепен!» Ее родственники в зависимости от пола либо были бы шокированы, либо немедленно кинулись бы его линчевать. А ей захотелось протянуть руку и легонько коснуться его – несмотря на то, что в силу воспитания подобная мысль должна была бы вызвать у нее отвращение. Это, поняла она вдруг, было совершенно на нее не похоже. Хотя в Нью-Йорке ее окружали люди с другим цветом кожи, в их присутствии она чувствовала себя неуютно. Варрин вызывал у нее такую же реакцию, однако она была совсем иной по происхождению и силе. Корделии действительно хотелось потрогать его.

Между тем обнаженный мужчина аккуратно сложил одежду под деревом. Затем вынул из травы несколько предметов. Длинная дубинка, похоже, чем-то не устроила его. Наконец он распрямился, держа в одной руке копье, а в другой бумеранг. И свирепо взглянул на свою спутницу.

– Я более-менее готов.

Корделия почувствовала, как ее словно ледяной водой окатил озноб. Это было ощущение страха, смешанного с возбуждением.

– Что теперь?

Она пыталась говорить тихо и ровно, но в голосе послышались пискливые нотки. Боже, какой стыд!

Варрин не успел ответить. У дальнего берега озерца возникла небольшая зыбь. Центр этой зыби перемещался к ним. На поверхность вырвалось несколько пузырьков.

Вода расступилась. То, что предстало их глазам, с полным правом можно было отнести к порождениям кошмара.

«Выглядит безобразней, чем все джокеры, которых я видела», – подумала Корделия.

Когда из воды показалось продолжение его тела, она решила, что весу в этом существе должно быть не меньше, чем в акуле из фильма «Челюсти». Похожая на лягушечью пасть разверзлась, обнажив множество зубов цвета ржавчины. Существо наблюдало за людьми сквозь щелочки выпуклых, как у ящерицы, глаз.

– В нем поровну от рыбы и от ящерицы, – произнес Варрин светским тоном, как будто вел туриста из Европы по заповеднику. Он выступил вперед и занес копье. – Кузен Гурангатч! Мы хотим напиться из источника и отдохнуть в сени дерева. Мы хотим сделать это мирно. Если ты не дашь нам сделать это, мне придется обойтись с тобой так, как Мирраген, человек-кошка, поступил с твоим могучим предком.

Гурангатч зашипел как товарный поезд, разводящий пары. Затем, ни секунды не колеблясь, бросился вперед и обрушился на сырой берег с глухим шлепком, словно десятитонный угорь. Варрин легко отскочил назад, и ржавые зубы лязгнули перед самым его носом. Он ткнул Гурангатча в морду копьем. Рыбоящерица зашипела еще громче.

– Ты не такой гибкий, как Мирраген.

Варрин кольнул снова; Гурангатч дернулся. На этот раз острие впилось под сияющую серебряную чешую вокруг правого глаза. Чудище извернулось, и копье выскользнуло из пальцев Варрина. Затем порождение кошмара взвилось, глядя на свою жертву с высоты десяти футов, пятнадцати, двадцати… Человек задрал голову в ожидании, занеся правую руку с бумерангом. Шипение прозвучало почти вздохом.

– Настала пора умереть снова, маленький кузен!

Неохватная шея Гурангатча изогнулась, метнулась вниз. Челюсти распахнулись.

На этот раз Корделия не забыла снять пистолет с предохранителя. Она взвела курок, вскинула оружие и выпустила стремительную очередь в морду твари. Глаз великана лопнул, как воздушный шар, накачанный краской. Рыбоящерица закричала от боли, морда ее была залита зеленым желе. Из ран на шее сочилось что-то малиновое.

«Рождественская раскраска, не более того. Держись, девочка. Не раскисай».

Гурангатч забился в воде, и рука Варрина, описав короткую дугу, воткнула конец бумеранга в уцелевший глаз великана. Чудовище взревело так громко, что Корделия невольно отпрянула. Гурангатч сложился пополам в воде и скрылся под поверхностью. Корделия едва успела заметить толстый хвост с зазубринами, промелькнувший в россыпи брызг. Пруд затих, и лишь небольшая зыбь набегала на его берега. Потом и она растаяла без следа.

– Он ушел в землю, – сказал Варрин, присаживаясь на корточки и вглядываясь в воду. – Его не будет долго.

Корделия поставила пистолет обратно на предохранитель.