– Нет, аристократ, хотя ты, наверное, возразишь, что это синонимы. Что бы ты ни думала, вовсе не мой аристократический гонор помешал мне употребить свои способности, чтобы помочь вам. Все, что вы делали, было достаточно безобидно, в отличие от этого нового поколения, которое, не задумываясь, пойдет на убийство ради того, чтобы просто преуспеть.
Она дернула плечом.
– Пожалуйста, не увиливай.
– Я лишился своей силы.
– Что? Ты не говорил нам.
– Боялся утратить ореол таинственности в ваших глазах.
– Не верю.
– Это правда. Из-за малодушия Джека. – Его лицо потемнело. – КРААД[112]
снова вызвал Блайз на допрос. От нее требовали назвать имена всех известных тузов, а поскольку она впитала в себя мой разум, они были ей известны. Блайз могла выдать их, и я пустил в ход свою силу, чтобы помешать ей, и тем самым лишил ее рассудка. Так я превратил женщину, которую любил, в буйнопомешанную.Дрожащими пальцами Тахион коснулся влажного лба. Оттого что он рассказывал эту историю не где-нибудь, а именно в Париже, она исполнилась нового значения, новой боли.
– Многие годы ушли у меня на то, чтобы справиться с чувством вины, и только Черепаха помог мне. Я погубил одну женщину, зато спас другую. Уравновешивает ли это чаши весов? – Он говорил это скорее себе самому, чем ей.
Но Данель не интересовала его боль столетней давности; слишком остры были ее собственные воспоминания.
– Лена так злилась. Она называла тебя мерзким потребителем, который только и делает, что берет, но ничего не дает взамен. Все хотели избавиться от тебя, потому что ты испортил наш прекрасный план.
– Да, и ни один человек не встал на мою сторону. Даже Эрл. – Его лицо смягчилось, взгляд проник сквозь губительную работу времени к той юной красавице, которую он помнил. – Нет, это неправда. Ты заступилась за меня.
– Да, – признала она сипло. – Хотя потом еще много лет не могла восстановить уважение моих товарищей. – Женщина невидящим взглядом уставилась в стол.
Тахион взглянул на часы в каблуке сапога, поднялся.
– Дани, мне пора. Делегацию ждут в Версале к восьми, а мне еще надо переодеться. Приятно было… – Он начал заново. – Я очень рад, что ты нашла меня и напомнила о себе.
«Слишком высокопарно и неискренне».
Ее лицо сморщилось, застыло в паутине горьких морщин.
– И это все? Сорок минут и au revoir[113]
, ты даже не выпьешь со мной?– Прости, Дани. Мой график…
– Ах да, ты же у нас великий человек. – Кучка банкнот все еще лежала между ними на столе. – Что ж, я возьму это как пример твоего noblesse oblige[114]
.Она подняла бесформенную сумку и выудила из нее кошелек, затем затолкала франки в его потрескавшееся кожаное чрево.
Сморщенные губы тронула жестокая улыбка.
– Нет, я поступлю лучше. Я дам тебе за твои деньги кое-что ценное.
Узловатые артритные пальцы вытащили фотографию из бумажника и швырнули ее на стол.
Это был снимок молодой женщины. Каскад рыжих волос полускрывал узкое личико. Озорное многозначительное выражение в блестящих карих глазах. Изящный пальчик, прижатый к полной нижней губке, как будто призывающий зрителя к молчанию.
– Кто это? – спросил Тахион с леденящей уверенностью в том, что уже знает ответ.
– Моя дочь. – Их глаза встретились. Улыбка Дани стала шире. – И твоя тоже.
– Моя.
Слово сорвалось с его губ как удивленный, радостный вздох.
Внезапно всю усталость и боль, накопившуюся за время поездки, словно рукой сняло. Чего он только не повидал! Джокеров, насмерть забитых камнями в трущобах Рио. Геноцид в Эфиопии. Притеснения в Южной Африке. Голод и болезни повсюду. Все это оставило у него чувство безысходности и поражения. Но если по этой планете ходит
– О Дани, Дани! – Он потянулся через стол и сжал ее руку. – Наша дочь! Как ее зовут?
– Жизель.
– Я должен ее увидеть. Где она?
– На кладбище. Она мертва.
Казалось, слова раскололись в воздухе и ледяные осколки проникли в самую глубь его души. У него вырвался крик боли, и он зарыдал, роняя слезы сквозь пальцы.
Данель поднялась со стула и зашагала прочь.
Версаль. Тахион, цокая каблуками по паркету, остановился и оглядел пейзаж сквозь искажающую призму бокала с шампанским. На мгновение ему померещилось, что он дома, и тоска, охватившая его, показалась почти физической в своей остроте.
«Поистине, нет красоты в этом мире. Жаль, что я не могу оставить его навсегда. Нет, это неправда, – поправился он, едва его взгляд упал на лица друзей. – Все же многое здесь достойно любви».
Один из лощеных помощников Хартманна стоял за его плечом. Интересно, ему повезло пережить похищение в Германии или его выписали сюда из Америки в качестве пушечного мяса для этого убийственного турне? Впрочем, может быть, усиленные меры безопасности помогут этому молодому человеку вернуться домой целым и невредимым.
– Доктор, мсье де Вальми хотел бы встретиться с вами.