Тварь

Все-таки зря этот урод так часто вспоминал Нику. Нервы у Буки были не железные, а вывести из себя сконцентрированную силу было не так уж и сложно. Главарь еще продолжал скалиться прямо ему в лицо, когда воздух за его спиной стал сгущаться, подхватывая с сухой земли пыль, закручивая ее широкой спиралью. Отчаянно каркнула над головой ворона, захлопала крыльями, начиная противоестественно носиться по кругу. В ту же секунду один из бандитов попятился, будто его утаскивали назад, ухватив за полы плаща, заскреб ботинками, заверещал и, судорожно ухватившись за рукоять пистолета-пулемета, невольно выпустил очередь над головами сообщников. Без сомнения, уркаган смекнул, что сейчас с ним произойдет и что сопротивляться просто не имеет смысла. Но такова уж человеческая природа — до самого последнего момента бороться за собственную шкуру. На крики и выстрелы как по команде обернулись все остальные. Представшее им зрелище было способно лишить рассудка — если ты знаешь, что такое возникшая рядом «птичья карусель».

Несчастного быстро, одним рывком втянуло в глубину пыльного вихря — и тут же во все стороны брызнула мгновенно измельченная кровавая каша. Бандиты не успели смахнуть с лиц ошметки своего неудачливого «кореша» — а границы аномалии уже достигли их самих, вырывая из рук разом потяжелевшие автоматы, отправляя безвольные тела по широкой спирали вглубь своего убийственного центра. Сухая земля жадно впитывала кровавый дождь, на поверхности образовался влажный, грязно-бурый круг, присыпанный обрывками тряпок и искореженным оружием.

Кто-то успел убежать, и теперь у ног Буки и бледного как смерть Монаха оставалось лишь трое — главарь и еще парочка с перекошенными от ужаса лицами. С некоторым разочарованием Бука отметил, что Попугай опять умудрился улизнуть, и отдуваться за его делишки снова придется другим. Спасаясь от расползающейся аномалии, уцелевшие бандиты побросали оружие и теперь смотрели на Буку, как на голодное чудовище. Впрочем, в этом качестве Бука не был одинок: пока «птичья карусель» делала свое смертельное дело, к месту расправы неторопливо приблизился кровосос, явившийся по тихому призыву человека-монстра.

Теперь Бука не чувствовал себя одиноким: он ощутил себя в центре всех этих неприкаянных, вечно голодных существ, вынужденных скитаться по бесплодным просторам Зоны. Он даже чувствовал к ним жалость.

Ничего, скоро он поведет их на новую, благодатную землю, где будет вдоволь пищи и питательного человеческого страха. Каждая тварь, которой приходилось до поры ютиться в пределах Периметра, получит наконец долгожданную свободу. Это будет настоящий кровавый пир, предшествующий необузданному спариванию и бурному размножению — по всей этой маленькой планете.

Сейчас же дело за малым: дать волю этому единственному созданию, для которого трое сжавшихся от страха безоружных людей — редкое и такое желанное лакомство. Кровосос издал низкий утробный звук, затрясся в предвкушении, протянул вперед жуткие корявые лапы, напряг ротовые щупальца, готовые впиться в живую плоть.

— Останови его! — раздался резкий голос Монаха. — Это же люди — не отдавай их дьявольскому отродью!

Монах целился прямо в голову мутанта, хотя и знал прекрасно, что ему не хватит двух патронов его «вертикалки» и не достанет времени перезарядить оружие. Это чуял и кровосос — он резко повернул в сторону Монаха свою кошмарную морду. Зарычал, шевеля щупальцами на месте некогда человеческого лица. Сейчас мутант выглядел подлинным воплощением зла, обосновавшегося в круге Ада, очерченного Периметром. Не будь радом того, кто сейчас повелевал его волей, он вмиг разорвал бы этого человека, посмевшего глядеть на него открыто, бесстрашно, бросая вызов самой Зоне.

— Останови его, — повторил Монах, повышая голос. — Прости этих людей — они не ведали, что творят.

— Они — зло, — сухо сказал Бука. — Они должны умереть.

— Если ты еще человек — не отдавай их чудовищу! — голос Монаха дрогнул.

— И не подумаю, — с вызовом глядя на друга, сказал Бука. Сделал едва уловимый жест — и монстр со стремительностью молнии набросился на бандитов. Округа огласилась воплями, полными ужаса и боли. Эти звуки заглушил свирепый рев мутанта, смешавшийся со звуком раздираемой плоти. Через несколько секунд единственными звуками были отвратительное урчание желудка и сытая отрыжка чудовища.

Монах медленно перевел дробовик на Буку — теперь тот спокойно глядел прямо в черные червоточины стволов. Бука не боялся смерти. Он просто знал, что его время еще не пришло.

— Ты не имеешь права так поступать, — сказал Монах, касаясь пальцами сдвоенных спусковых крючков. — Ты такой же нелюдь, как и этот проклятый кровосос.

— Я знаю, — спокойно сказал Бука.

— В тебе не осталось ничего человеческого, — продолжал Монах, словно уговаривая самого себя поверить в собственные слова. — Ты убиваешь людей безо всякой жалости, и ты же защищаешь эту чудовищную погань…