Тварь размером с колесо обозрения

Мы ждем примерно полчаса. Яна играет в змейку на телефоне. Потом мы пытаемся поймать в подвале интернет: безуспешно. Появляется Алия Катифовна; встаем и идем за ней. По дороге Алия Катифовна встречает своего пациента; получается задержка минут пять, потому что им надо переговорить, пациента следует утешить, им обоим нужно пошутить и, попрощавшись, еще две минуты поговорить на отвлеченные темы. Это немного раздражает, но мы послушно ждем, потому что знаем, что и нас будут потом утешать, и с нами будут потом шутить и говорить на отвлеченные темы; потому что это адский котел, в котором мы все здесь варимся. Мы сворачиваем за угол. На двери наклейка радиационной опасности. Мы заходим внутрь вслед за Алией Катифовной. Это предбанник. Слева — коридор, ведущий к линейному ускорителю номер один, а справа другой коридор, ведущий к линейному ускорителю номер два. В предбаннике кушетка, пяток офисных кресел и операторский пульт: несколько мониторов, на которые с камер наблюдения, расположенных в процедурных кабинетах, приходит изображение; кроме того, по сети передаются необходимые данные: время работы ускорителя, доза поглощенного излучения и так далее. Сейчас за пультом сидит медсестра Лена, толстая веселая женщина, шутящая всегда как бы немного отстраненно; она как будто шутит и с тобой, и как будто в пустое пространство. Большую часть процедур мне придется провести под ее наблюдением. Линейный ускоритель справа пустует, а на кушетке линейного ускорителя слева лежит пожилая женщина. Черно-белое изображение показывает ее неподвижное тело: как будто она умерла. Лена говорит: скоро заканчиваем. Ничего-ничего, говорит Алия Катифовна, не спешите. С мальчиком придется повозиться, только составили план. Она называет меня мальчиком; впрочем, меня в онкоинституте довольно часто называют мальчиком. Я слишком молод для этого места. Хотя я видел ребят и моложе. Примерно в одно время со мной в отделении лежал парень лет двадцати; ему чистили шею. После чистки лимфоузлов его шея выглядела как деревянная палка, на которую посажена голова пугала; выпученные глаза смотрели пугающе. Но парень сохранял оптимизм. Он даже пошло шутил с медсестрами, а медсестры пошло шутили с ним в ответ. Им нравился его пошлый настрой. Не знаю, что с ним потом стало.

Пожилая женщина выходит из процедурного кабинета. Какое-то время они беседуют с Алией Катифовной; медсестра Лена подбадривает женщину своими шутками. Шутки летят в пустоту. Однако женщина улыбается; и даже немного краснеет от удовольствия. Алия Катифовна легонько хлопает ее по спине. Женщина долго прощается, благодарит; потом уходит. Алия Катифовна говорит: у вас с собой есть вода? Яна говорит: да, вот. Хорошо, говорит Алия Катифовна, дайте ему крышку. Яна свинчивает крышку с бутылки и отдает мне. Раскроете рот и сожмете крышку зубами во время процедуры, говорит Алия Катифовна, это чтоб немного поберечь здоровые ткани.

Меня проводят в процедурный кабинет. Я ложусь на подвижную кушетку. Лена стоит рядом с пультом: управляет положением кушетки в пространстве. Алия Катифовна наготове с маркером. Прямо на моем лице, а затем и на шее она маркером расставляет точки, отмеряя область, куда будет бить пучок лучей. Над всем этим нависает нечто, что я называю про себя рукой робота. Как будто линейный ускоритель — это однорукий робот, ненавидящий все живое, сжигающий все живое своими невидимыми лучами. Рука робота сначала наведется на мое лицо; потом бесшумно сместится вбок и прицелится мне в шею.

Эти точки на лице старайся сохранять, говорит Алия Катифовна, а то придется опять замерять; можно заклеивать их квадратиками липкой ленты, чтоб не стирались от пота. И чуть что сам обновляй маркером, хорошо?

Я говорю: хорошо.

Алия Катифовна говорит: не забудь зажимать зубами крышку во время работы аппарата. Это чтоб лучи поменьше попадали тебе в горло. Там самое нежное место; стоматита нам еще не хватало.

Я говорю: хорошо.