Тварь (СИ)

Так по кругу отчитывались по строительству, обучению, сбору меда, заготовкам дров, сырам, тканям и прочему. Отчет затянулся на два часа. В конце он всех поблагодарил, благословил и отпустил отдыхать. Завтра можно и отдохнуть, тем более что и день особый — крещение господа нашего Иисуса Христа. Надо устроить праздник и освободить от работ тех, кто не занят обороной. А потом и их сменить. Пусть все отпразднуют этот замечательный день. С этими мыслями он и заснул.

Проснулся среди ночи в холодном поту. Незримая ледяная рука сжала сердце, дыхание давалось с трудом. Он распахнул окно кельи, студеный морской воздух охладил разгоряченное, все еще могучее, тело. Но страх не покинул его. А наоборот — еще больше забрался в душу прямо с ледяными ногами и выстудил внутренности. Он с ужасом понял, что сейчас произойдет. Вылетел в коридор, машинально начиная читать молитву. Несмотря на возраст, так быстро он еще никогда не бегал. Кричал, чтобы все просыпались. Его провожали недоуменными взглядами, потом понимали, что он кричит, срывались с мест, включали освещение, будили остальных.

Камиль добежал до колокольни, взлетел по ступеням. Над монастырем поплыл колокольный звон. Кто еще не проснулся, вскакивали с постелей, одевались и, с именем Господа на устах бежали, на свои посты. Каждый знал, что ему делать. Кто-то повышал температуру в газовых котлах, кто-то заводил краны, что подтаскивали крупные бревна. Открывались оружейные, натягивались тетивы на луки, готовились стрелы, обмазанные смолой и клеем. Через несколько минут все снова занялись своей работой. Кто-то считал это учениями, но картина за стенами красноречиво говорила об обратном.

Он спустился с колокольни. К нему подбежали за указаниями.

— Отрядить треть мужчин на защиту женской части. Детей до двенадцати лет и женщин после ста — спрятать в подвалах с запасами и забаррикадировать входы. Остальным — раздать оружие, готовиться к защите и молиться. Бог даст — и с этим справимся.

Ему кивнули, убежали исполнять распоряжения. Он направился в оружейную. В дальнем углу висел исполинский лук, испещренный древними божественными знаками защиты от сил зла. Он любовно коснулся орудия Господа, закрыл глаза, прочел особую молитву. Ощутил, как тело наполняется мощью, адреналин вспенивает кровь, сердце мощными толчками погнало ее в самые дальние уголки тела. Мышцы налились мощью, он расправил плечи. Ряса на руках натянулась. Сзади сдавленно охнули. Он обернулся грозный и величественный, еще больше чем обычно. Ракита, как обычно — в переднем ряду, и все остальные грохнулись на пол и воскликнули:

— Слава святому Настоятелю! Слава!

— Верьте, братья! Да по вере вашей будет вам! Господь — пастырь мой… — начал греметь его могучий рык.

Молитву тут же подхватили остальные. Над монастырем поплыл многоголосый хор.

Снял со стены лук, набросил на один конец тетиву, расставил ноги пошире, и с усилием натянул тетиву на второй конец. Ни один житель монастыря не смог бы этого повторить. Ему поднесли старинный боевой меч крестоносцев с поясом.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…, — сотни глоток вторили ему с благоговением.

Он перебросил лук за спину, застегнул пояс с мечом, взял большую кадку со смолой и клеем, несколько колчанов с огромными стрелами, направился на стену.

Там уже сбрасывали камни, горящие бревна, выливали кипящую смолу, поджигали ее. Не зря гонял отроков. Вовремя он проснулся — Господь ведет его. Выглянул за край и волосы зашевелились на затылке. Внизу колыхалось море, но не привычное, а море мокрых, блестящих, уродливых тел. Камиль напряг голос, услышал, как остальные подхватили громче, воспряли духом, посматривают на него с любовью. Он взял стрелу, окунул в кадку со смолой, поджег у факела, крякнул, натянул тетиву, задержал дыхание и пустил ее на дальний фланг. Потом все слилось в череду повторяющихся действий. Губы шевелились в молитве, руки накладывали очередную горящую стрелу, посылали вдаль. Каждая стрела находила свою цель. Ему подносили колчаны, меняли кадки, а он все стрелял и стрелял. Опомнился он от криков раненых, исчадия добрались до края стены, теперь борьба шла уже в самом монастыре.

Он отбросил лук, с мощным рыком выхватил меч, окунул его в кадку со смолой, поджег. Исчадия разлетались гадкими брызгами, когда он словно карающий ангел проносился мимо. Существа теснили к стенам, отрезали путь к спасению. Рядом остервенело дрались с десяток самых крепких сподвижников, защищали ему спину.

Сколько так продолжалось он не мог понять. Рубил направо и налево, но начал уставать. Рука все так же верно разила исчадия, но он уже почувствовал предательскую дрожь в пальцах, все яснее ощущал тяжесть большого меча. Опрокинул перед собой кадку со смолой, бросил факел.

— У нас есть несколько минут, — он тяжело отдувался, — пока горит смола. Отды… Отдыхайте, братья!