Твари

— Да. Добрый вечер, Александр Тихонович. Верно, уже не вечер. И, честно говоря, не совсем добрый. — Он помолчал. — Почему же? Знаю, что не из дома. На то и определитель номера. Я, в общем-то, Одинцову уже докладывал… Передал? Ну, значит, о подвигах наших знаете. Уже? Быстро они, быстро… — Кремер многозначительно посмотрел на Алину. — А что вы им скажете? У меня версия одна. Есть змея, причем змея-убийца. Породы неизвестной. Но серьезной такой породы, судя по результатам. — Майор снова помолчал, слушая собеседника. — Откуда взялась? А это мы так определим: вот как возьмем, да как допросим с пристрастием… Виноват, товарищ полковник. Ну не знаю я, откуда она взялась. Сейчас задача номер один, как я понимаю, гада обезвредить. Тогда уж и хозяином займемся. — Кремер умолк и внимал тираде начальника с каменным лицом. — Слушаюсь, товарищ полковник.

Он неторопливо сунул мобильник в карман.

— Отбой и конец связи.

— Похоже, зоопарк уже зашевелился? — поинтересовалась Ламанча.

— Зоопарк? — рассеянно переспросил майор. — А, зоопарк… «Сьмииии». Да. У шефа трубку уже оборвали. И адрес последнего происшествия, сволочи, знают, и с людьми успели переговорить. Так что завтра поимеем то, что обязаны были поиметь.

Он в упор посмотрел на Алину.

— Гадина наша, конечно, не подарок. Но паника, Алина Витальевна… Это зверь страшный. Единственная надежда, что собеседник мой, который в этом городе что-то значит, все-таки до кого-то в Смольном достучится. Перекрыть журналистской братии кислород, конечно, и Смольный не перекроет, но хоть смикшировать как-то попытается. Может быть.

Кремер встал. Поднялась и Наговицына.

— Спасибо за хлеб-соль-сахар, но мне пора. Заскочу на службу, отзвонюсь героическому Косте-старлею, он ведь, бедолага, там до сих пор оборону держит — теперь уже от двуногих, как я понимаю. И надо бы часок-другой все-таки на сон выкроить. Завтра и того может не получиться.

Он пожал Алине руку.

— Я спущусь с вами. Закрою.

— Тоже верно, — бесстрастно согласился майор. — А то ведь не дай Бог какая крыса, а снайпера-расстрельщика под рукой и нет…

Кремер спускался по лестнице, продолжая свою элегическую речь.

— А я страсть как люблю, знаете, этак эффектно и героически… Особенно в присутствии прекрасных дам…

Ламанча, улыбаясь и качая головой, стала подниматься в лабораторию.

3

Сергей уже завершил обход обоих этажей. Свет нигде не горел, все двери были закрыты. Он осторожно пробовал каждую — слегка, но очень слегка тянул на себя так, чтобы убедиться, что замок закрыт, но и чтобы случайно не распахнуть настежь какую-нибудь из незапертых. Сейчас он снова сидел в своей «сторожке» и курил. Телешов пытался убедить себя, что окна всех помещений, конечно же, закрыты — и какой же смысл топать наружу, во двор, чтобы в этом простом факте убедиться? Раньше всегда закрывали, с чего бы именно сегодня вдруг было иначе? По нормальному расписанию на оставшуюся часть смены теперь надо бы всласть помусолить какой-нибудь журнал под — если повезет — «Маленькую ночную серенаду» Вольфганга Амадея. А все остальное — от накрученных за два дня нервов и доисторических пещерных страхов. На дворе уже третье тысячелетие, и атавизму положено дать беспощадный бой.

На дворе уже третье тысячелетие. А что еще может быть там, на дворе? Телешов негромко выругался. Идти придется. Сто лет закрывали окна, а на сто первый вдруг да и забыли. Такие сказки тоже случаются, особенно если сказочная страна не Швейцарией зовется.

Идти придется. Ну, во-первых, нечего себя сразу накручивать, как будто змее и впрямь больше негде околачиваться. Пустая ночная школа — какой ей, дуре, смысл? Ведь ей жертва нужна, ей, гадине, жрать нужно, с последней жертвы ее спугнули. И как, она, интересно, умудряется человеческой плотью питаться? Ведь человек — существо совсем не их рациона…

Сергей вспомнил вдруг ямы в почерневшей плоти на теле Ромео, там, где прежде были мышцы живота и внутренности. На бродячих собак или кошек такое не спишешь. Вовремя вспомнил, похвалил он себя. Мужества добавляет от всей души.

Он еще раз ругнулся и встал со стула. Идти надо. Но надо и запастись чем-то. На всякий случай. На тот самый один шанс из тысячи. В лотерею мне никогда не везло, подумал он, забывая о том, что никогда в лотерею и не играл. Почему же именно здесь такой редкий шанс должен выпасть? Глупости все это. Глупости. Пещерный атавизм, усиленный перманентными интеллигентскими страхами.

Выйдя в коридор, он прошел к дверям школьной каптерки, где хранился всякий немудрящий инструмент: лопаты, грабли для уборки мусора, вилы и даже — вопреки инструкции, предписывающей им быть на соответствующих щитах — красные пожарные топоры на длинных ручках. Открыл дверь, включил свет, осмотрелся. О том, чтобы выйти во двор с голыми руками, он даже не думал. Но какое орудие или, скорее уж, оружие могло бы стать адекватной защитой на тот случай, если?…