Твари

— Так и мы Гамашу то же самое сказали! Че, мол, тут такого? Гуляет Морпех, не первый, мол, раз. А тот и говорит: ко мне, мол, Петровна вчера еще подходила. Спрашивала. Четыре дня как нет. И куда завеялся — не знает.

У Сергея противно засосало под ложечкой.

— А в милицию морпеховская жена ходила уже?

— Да нет, Михалыч, ты че, в самом деле. Кто ж его будет искать вот так сразу? Понятное дело, не бомж, но алкаш-то известный. Петровна — женщина умная, так, видно, себе и поняла. Пороги ментовские даже и обивать не стала.

Телешов подумал, что правы, конечно, оба — и Петровна, и озадаченный Гоша. Однако в сложившейся ситуации исчезновение Морпеха, пусть и временное, могло приобретать несколько иной смысл, чем просто очередной загул. А это милицию уже должно было бы заинтересовать.

— Так чего ты от меня хочешь? — спросил он.

— Делюсь, Михалыч, как с грамотным человеком делюсь, — всем своим видом Гоша выражал сейчас серьезную озабоченность. — Но это пока Морпех…

— Что значит «пока»? — почти сердито спросил Сергей.

— А то, что мы тогда, ну, Ромео когда поминали, с Морпехом еще не закруглились, а Гамаш нам сразу и другую еще загадку завернул. Супруги Халявины — помнишь?

Телешов задумался, но лишь на секунду. Он тут же вспомнил не единожды виденную им пару окончательно и бесповоротно опустившихся бомжей, которые не были ни супругами, ни «халявиными» — фамилий их, конечно, никто уже давно не знал, а кличка прилипла по причинам вполне понятным. Сергей присел на деревянный ящик и, достав сигареты, закурил. Гоша, затаив дыхание, ждал, когда можно будет продолжить разговор.

— И что же Халявины? — наконец-то произнес Телешов.

— Пропали! — выдохнул Гоша. — И как бы не раньше, чем Морпех. Гамаш когда про них напомнил, стали и мы вспоминать, где да когда видели. Недели полторы выходило, вот как.

— Может, тоже на гастролях — на выезде где-нибудь гуляют?

— Да нет, — грузчик махнул рукой. — Эти дальше нашего куяна в жизни никуда не подавались. Им до Невы, до моста александроневского не дойти было бы. Клюк — и плюх…

Он изобразил жизненный цикл четы Халявиных, щелкнув себя по шее и тут же склонив набок голову с закрытыми глазами.

— Так… И ты думаешь… — медленно произнес Сергей.

— Я ничего не думаю, — хмуро отрезал Гоша и отвернулся. Он вытащил из-под коробки недопитую бутылку и, на сей раз не предлагая Телешову, в несколько глотков прикончил ее. Потом вытер губы и повернулся к собеседнику.

— Я, Михалыч, ничего не думаю, — повторил он. — Ты человек умный и грамотный. Ты и думай. Потому что Гамаш нам все это затравил, насчет Морпеха и Халявиных, да и…

Гоша умолк, опустив глаза.

— Что «да и»?

— Да и пропал, вот чего.

— Кто?!

— Гамаш пропал. Два дня уже.

Телешов опомнился только тогда, когда догоревшая до самого фильтра сигарета обожгла ему пальцы. Он чертыхнулся, выронил ее и растер окурок ногой.

— Откуда о Гамаше известно?

— А какие тут «откуда» нужны? У нас же по графику — когда утром подлечиваемся, когда к обеду, а когда вечером стыковка на орбите, ясная же поляна. Контингент проверенный, по нам хоть часы сверяй. Кто может «завтрак» пропустить, кто «полдник», но чтобы целый день один из наших не появлялся — это не бывает. А тут два дня тебе.

— А ваш брат что же, не болеет, что ли? — Сергей понимал, что сейчас в большей степени пытается успокоить себя, чем пьянчугу-грузчика, но по логике с Гамашом был возможен и такой вариант. — Или дома курсирует от кровати до заначки с бутылкой и обратно.

— Мимо, Михалыч, — мрачно буркнул Гоша. — Он с матерью живет, а она еще вчера Краюху с пристрастием допрашивала, куда, мол, сын ее задевался, и все такое прочее. Мне Краюха сегодня с утра доложил.

Грузчик поискал глазами ящик попрочнее, подвинул к себе и сел напротив Телешова, испытующе глядя ему в глаза. На лице Гоши не было ни следа того благодушного настроения, которое неизбежно появлялось у него после принятой с утреца бутылки портвейна. Он выглядел серьезным и сосредоточенным.

— Хороших новостей ты, Гоша, отсыпал, — задумчиво произнес Сергей.

— Да уж. Куда и лучше. — Грузчик помолчал и, еще более посерьезнев, добавил: — Ты, Михалыч, не обижайся, но…

Он снова умолк.

— Да какие тут к чертям обиды, — отозвался Телешов. — Давай, о чем ты?

— Я о том, — Гоша снова смотрел прямо на собеседника, — что ты вот сам мужик правильный, хоть и не нашей бригады боец. К нам — с пониманием, с уважением. И мы тебя за это, Михалыч, тоже, ясная колбаса, уважаем. Но все-таки понимание-уважение, а маленько и сверху ты как бы на нас…

— Чушь собачья, — попытался возразить Сергей.

— Чушь, не чушь… И до собачьей еще дойдем, о ней и речь. Нет, оно и правильно, что так. Выпить-посидеть вместе — это одно, но и кто есть кто — понимать тоже надо. Вон и Морпех, который уж год с нашим братом гужбанит, а чтобы совсем запанибрата — этого нет. Потому что подполковник, хоть и в отставке. На двадцать третье китель наденет, орденов, медалей — ты ж видел? Так что мы понимаем.

— Куда ты клонишь, Гоша? — Телешов действительно не очень понимал, куда сворачивает разговор.