— Ты прав, Сахид. Ты прав. — Хасан задумчиво поглядел на собеседника. — Но давай вернемся к нашему вчерашнему разговору. Зачем тебе рисковать жизнью, чтобы оставить в живых этого чужака? «Продать в Ан-Харе», тоже мне… Ты так дорожишь этим никчемным камнем, вывезенным из чужого края, что пойдешь ради него на все? — в его голосе прозвучали подозрительность и недоверие, смешанные с тревогой. — Да стоят ли этого даже все сокровища султана, я уж не говорю о каком-то одном рубине?! Подумай, что ждет твою душу…
— А если на кону кое-что важнее жизни и души? Не заставляй меня сожалеть о том, что рассказал тебе все о своей сделке, Али.
— В Ан-Харе по-прежнему тебя ждут? — Хасан прищурился и поспешил сменить тему. — Вернее, твою голову? Не отвечай! Я все знаю. Ветер приносит вести об удвоении награды за голову опасного головореза Карифа. Мне жаль тебя, сын моего друга.
— Жаль? И поэтому ты все время увеличиваешь цену? — В глазах Сахида блеснула сталь. — Поэтому не отдаешь мне то, что и без того мое по праву? Да твоя жалость — просто платок, сплетенный из волос джиннии, обтирающий мою душу!
— Именно поэтому, мальчишка! — Али схватил Сахида за плечи. — Мне жаль тебя, поскольку ты мне как сын! Признаю, что рубин прекрасен, но и ты признай: не стоит он и капли пота с твоего чела, и капли крови с мизинца! Ты, будто одержимый ракшас, бросаешься в бой, рискуешь жизнью ради какой-то вещицы, но душа… Ты с коварными джиннами не заключал договоров, но сделал это с чужеземными мерзкими демонами!
— Эти дела не касаются тебя, Али. — Сахид высвободился из рук отцовского друга. — Я волен сам распоряжаться своей душой, или ты сомневаешься в моем праве?
— Каждый волен копать себе могилу сам, — с ложным смирением заключил Али. — Я не буду тебя отговаривать, и пусть мои глаза будут засыпаны жестоким песком, если я хоть на миг подумал подглядеть твою тайну… Что ж, довольно разговоров под палящим солнцем. Я хочу видеть твоего раба.
Ильдиар резко отскочил на середину шатра и сгорбился на ковре у тарелки, жадно отправляя в рот остатки еды. Пленник сделал вид, что поначалу даже не заметил, как полог шатра откинулся и внутрь вошли.
— Так вот он каков, великий магистр ордена Священного Пламени, — презрительно бросил Али-Ан-Хасан. — Ты ведь меня уверял, сын моего друга, что он крепок, как могучий карагач, но на деле он лишь грязный ничтожный червь, недостойный лизать пыль с туфель благородных асаров. Сдается мне, твои планы продать его столь же самонадеянны, как и попытки выручить десять динаров за старого ишака, расхваливая всем его молодые годы. Если бы я не знал тебя раньше, Сахид, то счел бы наивным глупцом…
— Я знаю, что делаю, Али, — отозвался ловец удачи, — есть место, где за него заплатят достойную цену.
— Вот что. Из уважения к памяти твоего отца и тех дней, когда мы с ним ходили под одним парусом… В общем, через два дня я снаряжаю караван рабов в столицу. Я позволяю тебе присоединиться к нему и даже пройти в город под моей защитой. Это большое доверие, Сахид Альири, надеюсь, ты понимаешь…
— …что ты потребуешь платы за это доверие?
— Ну, зачем же так сразу… Услуга за услугу, друг мой…
Сахид Альири смиренно склонил голову. Удовлетворенный этим, хозяин оазиса кивнул ему и вышел, легким движением руки откинув входной полог шатра. Тогда асар, наконец, обратил внимание на своего пленника:
— Рад видеть тебя в добром здравии, паладин. Выглядишь на тысячу динаров, не меньше.
— Твоими заботами, Сахид, — отозвался Ильдиар. — Так ты, оказывается, не только не купец, но еще и разыскиваешься за вознаграждение? Да уж, судьба определенно записала меня в свои любимцы…
— Хе-хе. И все-таки она благоволит нам, как считаешь? Через каких-то шесть дней мы уже будем в Ан-Харе, где и расстанемся к нашему взаимному удовольствию. Ты ведь рад?
— Отправляйся в бездну, — скривился Ильдиар.
— Не поверишь, я только что оттуда вернулся…